Четыре дня с Ильей Муромцем

— А ковать его можно? — продолжал задавать вопросы кузнец. И я снова не мог ответить. Кузнец удивленно посмотрел на меня, покачал укоризненно головой и опять погрузился в свои размышления. Он достал из мешка злополучный обломок и принялся вновь изучать его в месте отлома. Смешно! Ну зачем он везет его? Все равно придется разобрать вертолет на части и хоть как-то использовать их для жизни в десятом веке. Можно, например, использовать хвостовой винт и магнето, для того чтобы сделать ветряк и получать электричество. Вот бы Зорянка обрадовалась такому свету! Но как это сделать практически? У магнето напряжение одно, а у лампочек вертолета — другое. Ведь они работают от аккумулятора. Их к магнето не подключишь. Надо самому сконструировать или трансформатор, или электрогенератор на двенадцать вольт напряжения. А я этого не сумею. Нет, все же придется отказаться от этой идеи.

Тогда, может, хвостовой винт можно использовать для ветряной мельницы? Пусть он крутит ее жернова. Но хватит ли у него силы, чтобы вращать эти тяжелые камни? Очень сомнительно. А рассчитать нужное усилие я опять не сумею. Придется сделать что-либо попроще. Но что? И как? Что я, «первый эрудит и эстет», по-настоящему знаю? Что умею? Практически — ничего. Мне известно, что порох состоит из селитры, серы и древесного угля. Соотношение их можно было бы подобрать эмпирически. Но где найти серу? Как раздобыть селитру? Выходит, что и порох я не смогу получить, хотя и знаю о нем. Оказывается, что знаю я много, но все очень поверхностно, без умения применить на практике, как это делал инженер Смит в романе Жюля Верна «Таинственный остров». Да… Знаниям моим грош цена.

— Вот починим твоего «дракона», — мечтательно сказал Илья Муромец, словно прочитав мои мысли, — поедем к нам в Карачарово. Там хорошо! Яблоки поспели, смородина. Будем с тобой на зорьке рыбу удить, на сене душистом спать. А когда отдохнем, отоспимся, направимся по весне опять в Дикое поле. Ты будешь на своем «драконе» летать, супостатов сверху высматривать, а мы, витязи, на курганах стоять, землю русскую сторожить.

Милый Илья Иванович! Как ему все кажется просто. И как все сложно на самом деле. Он мечтает использовать вертолет для защиты страны и не знает, что горючего хватит лишь на полтора-два часа. Как высоко он ценит меня, человека из будущего, и как мало на самом деле я стою, как мало чего умею.

— Нет, дедушка Илья! — решительно вмешалась Зорянка. — Володимирко с тобой не поедет. Он у нас жить останется. У железной птицы то одно, то другое чинить понадобится. Как же ему без кузницы обойтись?

— Ишь ты, стрекоза! — рассмеялся Муромец. — Жениха себе загодя припасаешь? Ловка девка! Молодец!

— Ой, дедушка! — воскликнула Зорянка, прикрыв от смущения лицо рукавом. А Илья Муромец, очень довольный шуткой, продолжал хохотать во все горло.

Я тоже почему-то смутился не меньше Зорянки и, чтобы не показать этого, пустил своего Орлика в галоп. Он птицей рванул вперед. Привстав на стременах, я весь отдался восхитительной скачке по мягкой лесной дороге, следя лишь за тем, чтобы не напороться лицом на какой-нибудь сук или ветку.

Так я проскакал километр или чуть побольше. Затем Орлик перешел на рысь, с рыси на шаг, а потом и вовсе остановился. Я толкал его каблуками в бока, но он не трогался с места и к чему-то прислушивался. Потом сам, без понуканий, весело побежал вперед, и мы выехали на небольшую поляну. Дорога, пересекая ее, уходила в молодой частый ельник, густой и темный. У самого въезда в него, среди буйно разросшихся незабудок пробивался небольшой родничок. Это было очень кстати. Я слез с Орлика и нагнулся над прозрачной водой. А когда, напившись, поднялся с места, то увидел прямо перед собой, шагах в пяти, человека, целившегося мне прямо в грудь, оттянув тетиву до самого уха. Я видел его искривленный в недоброй усмешке рот, прищуренный глаз и направленное в меня, чуть подрагивающее от напряжения острие стрелы, готовой в любую секунду сорваться…

Из-за серого, заросшего мхом ствола старой ели вышел еще один человек. Он приложил палец к губам, приказывая мне молчать. Но я, даже если бы захотел, все равно не сумел бы крикнуть. Всего меня словно парализовало от ужаса. Боковым зрением я отмечал появление за молоденькими елочками все новых людей. Но по-настоящему я видел в эти мгновения только острый наконечник стрелы, прищуренный глаз, недобрую усмешку да грязную загорелую руку на тугой тетиве.

«Лишь бы стрела у него не сорвалась!» — мелькнула у меня мысль, ибо я уже понял, что, если человек не выстрелил сразу, значит, убивать меня он не собирается. Стрелок, все так же нехорошо усмехаясь, медленно опустил лук. Я вздохнул с облегчением и перевел взгляд на других, окруживших меня людей. Прежде всего я узнал Волчату в его красном плаще. Потом детину с узловатой дубиной и, наконец, того, в коричневой с белым пятном меховой безрукавке, который выслеживал нас.