Четыре дня в начале года тигра

Отец, дон Симеон, был худощавым строгим джентльменом старой школы — всегда подтянут, всегда собран, всегда строг. Революция стала величайшим событием в его жизни, и когда она кончилась, он прекратил всякую деятельность, даже врачебную практику. Какое-то время пытался было заняться политикой, но разочаровался в националистах и ушел к демократам. Потом открыл лавку деликатесов в Эрмите. Вилья говорит, что большей частью его отец «попросту ничего не делал» — но может быть, старый революсионарио размышлял о прошлом как раз тогда, когда его сын Хосе грезил о будущем? Плохо, конечно, что между ними не было общения. Дон Симеон не говорил по-английски, молодой Хосе не говорил по-испански. Кроме того, утверждает Вилья, «в те годы просто невозможно было общаться с отцами. Это все равно, что пытаться разговаривать со стеной. Мы с отцом никогда ни о чем не беседовали. Он заговорил со мной, только когда я собрался в Америку. «Не женись на американке», — вот все, что он сказал».

Молодой Вилья был худ, бледен, тих и очень застенчив. Его первой страстью стала живопись. Он начал работать карандашами, потом открыл для себя масляные краски, и вот таким образом начались регулярные паломничества в знаменитый магазин «Эль 82» на улице Онгпин в Бинондо, где он покупал краски. Его брат Оскар говорит, что ранние полотна Вильи были в стиле обложек журнала «Сатердей ивнинг пост». Старожил-американец мистер Джон Сайлер припоминает, что видел два ранних холста Вильи: один с изображением девочки, очень недурной — его купил старый театр «Идеал» и повесил в фойе; другой — фигура задумчивого человека, темного и угрюмого, «в манере Веласкеса».

Вилья говорит, что он не прирожденный писатель. В школе им каждую неделю надо было писать сочинение, и эти еженедельные упражнения казались ему мукой. Однако уже в пятнадцать лет он написал свой первый рассказ и послал его в старый «Тайме», снабдив собственной иллюстрацией. «Таймз» рассказ принял, а иллюстрацию отверг. Вилья обиделся, когда рассказ появился с рисунком Пабло Амарсоло, — ему показалось, что это его же рисунок, чуть переделанный.

После окончания средней школы юноша хотел писать и рисовать, но отец послал его в медицинский колледж Филиппинского государственного университета. Среди его сокурсников был Артуро Б. Ротор, теперь врач, а тогда тоже начинающий писатель.

Ротор недавно писал:

«Первый год мы с Вильей работали за одним анатомическим столом. Когда я вспоминаю прошлое, меня удивляет не то, что он в конце концов сбежал, а то. что он все же оказался способен так долго заниматься делом, которое ему было глубоко отвратительно, — и при этом обошелся без психического срыва. Несколько раз Вилья отказывался приходить в класс, но всякий раз по просьбе его отца мне удавалось уговорить его сделать еще одну попытку. Теперь я чувствую себя как-то неловко из-за этого».

Год Вилья провел в медицинской школе, год в школе искусств и год в школе права. Тем временем он делал себе имя как писатель, как самый многообещающий автор той первой когорты филиппинских писателей, что перешли на английский и чьи англоязычные рассказы он первым оценил и собрал в антологию, куда вошли Ротор, Литиатко, Пас Латорена, Лорето Парас, Касиано Калаланг, Исидро Ретисос — имена, от которых исходит сияние культурной весны, ныне подвергающейся нападкам.

Друзья той поры говорят, что он еще был очень застенчив, не смешивался с толпой студентов и большую часть времени проводил в библиотеке. Он неизменно ходил в белом костюме, но иногда показывался без галстука, с открытым воротом — только таким образом этот молодой человек, всегда серьезный, собранный и почти торжественный, уподоблялся Байрону.

Потом появились «Мужские песни», и университетский кампус с тайным удовольствием узнал, что диким духом эти стихи обязаны не пижонам и повесам, подражавшим карикатурам Джона Нелда-младшего в «Колледж хьюмор», а тому самому застенчивому и тихому мистеру Вилье.

Прочь из университета

«Мужским песням» предшествовал бунт против отца. Дело дошло до разрыва. У Вильи была маленькая коричневая собака, которую он звал Царица Савская — отец просил его избавиться от нее. Американская семья, жившая внизу (дон Симеон сдавал нижний этаж), жаловалась, что собака всюду пачкает. Но Вилья не хотел расставаться с собакой, и отец рассвирепел. Однажды она исчезла. Вилья ходил вокруг дома и все звал: «Вернись, Царица Савская!» Но маленький песик не возвращался. Вилья обвинил отца в том, что тот выгнал собаку. Последовала ужасная сцена, и Вилья ушел из дома.