Четыре дня в начале года тигра

Но он ругательски ругает американизированное настоящее (бывает, заодно и американцев), хотя есть и в нем самом, и в его творчестве глубокое уважение к американской культуре и к самим американцам. Он тоже прошел американскую выучку — вдумчивый читатель не преминет отметить, что Хоакин следует лучшим традициям американской журналистики: он старается объективно подать материал (иногда добросовестно преподносит две-три версии одного и того же происшествия); он заботится об увлекательности подачи материала, не- допуская монотонности, не чуждаясь и сенсационности; его повествование не обходится без того, что американцы называют personal touch — «характерные штрихи» (обратите внимание: о ком бы он ни писал, он обязательно укажет, кто во что был одет, кто что ел, приведет-несколько подробностей из родословной и т. п.). Словом, это хороший журналист, соблюдающий законы современной журналистики. Но Хоакин, помимо того, еще и крупнейший писатель своей страны (об этом, среди прочего, свидетельствует его «Избранное», изданное у нас в 1988 г. в престижной серии «Мастера современной прозы»).

Лучший рассказчик Филиппин, Хоакин родился в 1917 г. в Маниле, которую он страстно любит. Хотел стать священником, даже учился в католическом учебном заведении, примерно соответствующем нашей духовной семинарии, но променял сутану на перо; еще до войны успел заявить о себе, а после войны быстро выдвинулся в число лучших журналистов страны. Писал репортажи и эссе, пьесы и рассказы, стихи и романы. И везде добился успеха. У него острый взгляд, твердая рука, отточенное перо; он умеет задавать вопросы, умеет слушать ответы. Он много ездил, много видел, много размышлял, встречался со многими людьми. И обо всем этом он писал. Несколько его «рассказов о Филиппинах» включены в этот сборник. Первое и главное повествование — рассказ о четырех днях первого полнолуния года Тигра, то есть февраля 1986 г., когда безоружные филиппинцы встали против танков (если быть совсем точным, танков там не было, были так называемые «боевые машины пехоты» — тоже вещь грозная, на гусеницах) и вынудили президента Маркоса, двадцать лет правившего Филиппинами, покинуть страну. Хоакин — мистик, пусть не такой завзятый, как филиппинские спириты, из рядов которых вышли известные всему миру «хилеры», вероцели-тели, но все равно мистик, а потому идеально круглая луна, символика тигра, знаки и знамения — все это для него исполнено глубокого смысла.

В апреле 1987 г., через год с небольшим после «февральской революции», автору этих строк довелось объезжать с Хоакином улицы Манилы. Он показывал, где стояли «танки», где толпа опускалась на колени под дулами пулеметов, где молились и пели псалмы. Сам он находился «в центре событий» — на этот раз журналистский штамп как нельзя более уместен. Его свидетельство — это свидетельство очевидца и участника событий. И важна не только их канва (ее он воспроизводит необычайно скрупулезно), но и дух, объявший филиппинцев; Хоакин сам был исполнен этим духом, он его прочувствовал и передал нам.

Что бы мы с нашим материализмом ни говорили, для филиппинцев революция на Эпифанио де лос Сантос Авеню (она же поэтому «революция ЭДСА») была прежде всего религиозным подвигом. ЭДСА для них — это аутодафе, «акт веры» в самом прямом смысле слова. Монахини и монахи, священники и миряне с четками в руках, распевая религиозные гимны и псалмы, стояли против грубой и косной военной силы. И победили.

Рассказывают — автору самому приходилось слышать — множество чудесных историй. И как летчики, получившие приказ бомбить скопления людей, не могли этого сделать, будучи людьми верующими, ибо из стоявшей внизу толпы сложился «совершенный по форме крест», хотя сами герои уверяли потом, что вовсе не старались «стать крестом». И как «танкисты» (т. е. механики-водители), ведшие «танки» на коленопреклоненных людей, вдруг лишались способности двигать рычагами: «что-то мешало». Для Хоакина, да и для всех филиппинцев (кроме, разумеется, покойного Маркоса и его сторонников) такого рода истории и были подлинной Историей. Они видели в этом руку Божию, себя же воспринимали как Его орудие. Когда приходит такое осознание самих себя, народ трудно остановить. Как сказал Мандельштам, «Бог не устал, Бог шествует вперед, Исайя жив, и жив Иеремийя» — и именно таково было ощущение филиппинцев; они полагали, что с ними Бог и пророки.