Четыре дня в начале года тигра

Помимо этого сакрального, небесного плана был еще и профанный, земной. Он тоже нашел отражение на страницах повествования Хоакина о четырех днях в начале года Тигра, в первое его полнолуние. Скажем, «воины Христовы» обезобразили улицы города. Однако было тут и такое, о чем Хоакин не говорит, но о чем сказать все же нужно. Конечно, мятежные генералы торжественно вынесли статую Девы (потом Ее объявили Заступницей всех революционеров, а на том месте воздвигли храм). Дело, вне всякого сомнения, благочестивое. Но ведь можно сказать, что те же генералы укрылись за спинами мирных жителей. Конечно, иерархи католической церкви Филиппин призвали верующих выйти на улицы и защитить мятежных генералов. Но если бы открыли огонь, если бы гусеницы стали давить людей? Это ведь только задним числом можно хвалить церковников за смелость, вообще же не дело пастырей вести свою паству под пули, тем более в делах мирских. Кажется, нечто подобное сказал филиппинским клирикам и Ватикан, но победителей действительно не судят. И все же мнения могут быть разными.

Из опыта ЭДСА можно извлечь и другие уроки. Было продемонстрировано, сколь действенна кампания гражданского неповиновения. Собственно, этот опыт не нов, его использовал Ганди, а задолго до него — первые христиане. Но филиппинцев считали органически неспособными к такого рода самоограничениям, полагая, что из-за своего темперамента они предпочитают более решительные действия. ЭДСА — это и новая тактика решительной политической борьбы без пролития крови. Можно брать цитадель противника штурмом, а можно, показали филиппинцы, всем собраться совсем в другом месте, показав диктатору и его сторонникам, сколь они одиноки и беспомощны. Столкновения лоб в лоб удалось избежать, все ушли от Маркоса, и ему пришлось покинуть страну.

События четырех дней первой полной луны года Тигра породили неоправданную эйфорию. Некоторые иерархи католической церкви в стране прямо заявляли: произошло чудо, Бог непосредственно вмешался в дела филиппинские, и неспроста. Наши любимые Филиппины, говорили прелаты, есть единственная христианская страна в Азии, и, судя по всему, ей уготована великая миссия: утвердить христианство на всем Востоке. Иначе зачем бы Богу показывать столь явно свою заинтересованность в том, что происходит на Филиппинах? Появилось даже известное высокомерие, признаки превосходства.

Действительность отрезвила филиппинцев довольно быстро. Церковники скоро поняли, сколь опасно раздувать дух спеси и чванства. Коррупция и продажность, безработица и нищета никуда не исчезли, они и сегодня с филиппинцами, как были с. ними при испанцах, при американцах (справедливость требует отметить: в наименьшей степени, почему и сейчас еще существует движение за превращение Филиппин в американский штат), при независимости без Маркоса и при независимости с Маркосом. Мало того: военные, столь трогательно братавшиеся с народом, повадились устраивать военные заговоры по тому же рецепту и местом действия неизменно выбирают ЭДСА. При всякой новой попытке военного переворота на первых порах люди валом валили на Эпифанио де лос Сантос Авеню, полагая, что там творится история, и желая войти в нее — совсем как это было в начале года Тигра. А попадали под пули не знающих удержу солдат.

Сама ЭДСА поначалу называлась скромно: шоссе № 54. Его проложили американцы в 1945 г., чтобы провести военную технику. То была «эпоха Освобождения», как она именуется в филиппинской истории. Эпоха эта завершила войну на архипелаге. Начало ее было неудачным для американцев: вторгшиеся японские войска быстро заняли Манилу, а затем американцы капитулировали на полуострове Батаан — об этом и рассказывает Хоакин — и на острове Коррехидор. Сражение на Батаане — печальная страница истории тихоокеанской войны. Для Хоакина, как и для многих его соотечественников, война с японцами — прежде всего не филиппинская война. Американцам он не сочувствует; временами, пожалуй, даже злорадствует. Такое отношение к войне на Тихом океане характерно не только для филиппинцев: множество людей в Юго-Восточной Азии узрели в японцах избавителей от колониального гнета, множество политических деятелей националистического толка пошли в коллаборационисты, а после войны стали во главе национально-освободительных движений.

Они видели войну по-другому, и кто вправе осуждать их за это? Но все же не вредно напомнить, что не одни американцы оказались неподготовленными к войне, не одни американцы терпели поначалу унизительные поражения, не одним американцам были присущи бестолковщина и неразбериха первых дней войны…