Слава начала сказываться и на его образе жизни. Он только что построил новый дом (два этажа и подвальный этаж на участке в 2500 кв. м) с огромными спальнями и ванными комнатами на каждом этаже, с двумя кухнями, баром (сам он предпочитает пиво) и такими роскошными коврами, что он снимает обувь, когда входит в дом, и бывает недоволен, если кто-нибудь этого не делает. Спит он на круглой кровати, а его бумажник туго набит банкнотами в пятьдесят песо. Орава слуг опекает его жену Люси и двух детишек — мальчика и девочку. За границей он подчеркнуто щеголяет в тагальских рубашках, дома же предпочитает гавайские или ковбойки. Пообщавшись с американцами, он значительно улучшил свой английский язык; знающие его люди говорят, что он несмотря на свой особый дар, по-прежнему непритязателен и застенчив.
Могу засвидетельствовать, что он действительно не мудрствует: проторчав весь уик-энд на Лонг-Бич, я все же получил возможность посмотреть, как Aгпаоа делает операцию «голыми руками». В группу, которой позволили при этом присутствовать, входили помимо меня бельгийский священник из местного колледжа и фотограф. Фотографа в последнюю минуту попросили не пользоваться камерой — вспышка может отвлечь. Бельгийский священник высказал мнение, что Агпаоа не нарушает никаких религиозных предписаний, поскольку не требует от пациентов совершать обряды или молитвы, против которых могла бы возразить церковь.
Двумя днями раньше мне довелось несколько раз подряд прокручивать фильм, снятый во время операции одной пуэрториканки по поводу опухоли в матке. В кадре было показано крупным планом, как пальцы Агпаоа вошли в плоть и раздвинули ее, причем обильно лилась кровь. Видно было, как он что-то искал руками в полости, потом нащупал опухоль и вырвал ее. Затем его руки взметнулись вверх — показался покрытый кровью живот, однако ни раны, ни рубца не было.
А в понедельник около 11 часов вечера мне и бельгийскому священнику довелось наблюдать операцию в гостиничном номере, при свете лампы. Мы шли туда с открытым умом, и, говоря словами Уолкотта, он и сейчас открыт для доводов и сомнений.
В номере было полно дополнительных кроватей — как и во всех других номерах в отеле: пять или шесть. Одна женщина лежала на самой дальней от нас, еще одна — на кровати посредине. Ее только что прооперировали. Она рассказала бельгийскому священнику, что ей втирали лосьон, что она чувствовала холодок, который, казалось, проникал вовнутрь, и было «так приятно, так приятно».
На ближней к двери кровати лежала американка, и когда мы вошли, Агпаоа и его помощник уже стояли подле нее. Потом они сели на соседнюю кровать — она стояла очень близко, — и Агпаоа склонился над пациенткой. Они сидели справа от женщины, помощник — ближе к изголовью кровати. Мы, наблюдатели, стояли в ногах, но нас то и дело просили придвинуться. Я стоял в узком проходе между кроватями, на расстоянии вытянутой руки от Агпаоа и пациентки. Большая лампа свисала с потолка позади Агпаоа, но его тень на женщину не падала.
Когда мы подошли, Агпаоа встал, чтобы пожать нам руки. На нем были темные брюки и светло-зеленая тенниска — майки под нею не было. Он невысок ростом, плотного сложения, с брюшком; цвет лица темный, как у многих горцев. Кости черепа выдаются, особенно скулы и челюсть. Руки типично крестьянские: короткие пальцы, широкая ладонь — мне показалось странным, что она такая мягкая. Он приметливо поздоровался с нами. Незадолго до этого он выходил в коридор покурить, а чуть раньше массировал больной плечи, чтобы помочь ей расслабиться.
Пациентка была худа и очень бледна; она лежала, подняв платье до грудей, на бедрах — полотенце. Агпаоа попросил ее подогнуть колени, потом, взяв за талию, помог принять нужное положение. В ногах стояла чашка с прозрачной жидкостью — вода, а может и нет: в комнате попахивало спиртом. Рядом с Агпаоа лежали толстые ватные тампоны.
Он сел, взял тампон, окунул в чашу и бросил женщине на живот. Потом начал его массировать; пальцы двигались неспешно, крадучись, словно ища чего-то. «Как бы колеблясь», — заметил потом бельгийский священник. Говорят, Агпаоа не раз объяснял, что самое главное — точно выбрать момент. Иногда он отрывал руки, водил ими над животом, расставив пальцы, как будто показывая, что между ними ничего нет.
Потом вдруг руки начали двигаться быстрее и пальцы, казалось, погрузились в тело. Сжав обе ладони в кулаки, он свел их, а потом резко раздвинул: хлынула кровь и стала видна как бы открытая рана и нижней части живота, над лобком. Кулаки, похоже, удерживали края раны — значит, она была шириной и ладонь. Края были краснее, чем нутро — оно имело розоватый оттенок. Затем я увидел что-то гладкое и круглое, но не мог определить, что это за орган.