Четыре друга народа

Фабио спустился на землю и стал проталкиваться через толпу к краю Площади. Он только взглянул на шепчущего гражданина — обычный недобитый толстяк, щёки аж свисают. В своё время и до него народ доберётся, а сейчас не он страшен. Он не говорит громко оттого, что боится. А значит, пусть себе шепчет. Нет, по Тибулу нанёс удар кто-то пострашнее, кто совсем не боится! И этому кому-то Фабио нельзя попадаться на глаза.

Люди вокруг Фабио шли в одну сторону, и он поневоле пошёл вместе со всеми. Вокруг него шли пожилые работницы, все они плакали, закрыв лица красными загрубевшими ладонями, и добиться от них ответа, куда идёт народ, было невозможно. Тогда мальчишка задрал голову. Он смог разглядеть только, что справа дороги стоят дома, а слева — нет, но уже и по этому догадался, что граждане направляются по Набережной реки к дому Тибула. Вместе с толпой он прошёл до поворота на улицу Гранильщиков Там все повернули направо, а Фабио побежал дальше вдоль реки в сторону Гавани. Он решил, что просто-напросто останется дома, с тётей Аглаей. Там он и будет прятаться. Тётя уж точно не была врагом, а кому ещё можно доверять, Фабио пока знать не мог.

Когда Фабио подошёл к своему дому, за дверью подъезда его встретил сухонький старичок с молодыми быстрыми глазами. Старичок был одет в выцветший голубой сюртук с синими узорами на месте отпоротых кружевов. Он сидел за столом в бывшей привратницкой и читал газеты. Это был гражданин Хорес. Видно, он с кем-то поменялся и сегодня опять дежурил по дому. Раньше он был адвокатом. Недавно он вышел в отставку по старости, и теперь скучал.

— А, малыш Фабио, как ты быстро вернулся! Слышал, у нас всё утро говорят, в Военный порт вчера Просперо привёл, что ли, десять батальонов солдат Северной армии? В темноте, тайно! А в газетах об этом ничего. Хороши же наши журналисты, нечего сказать! Так-то они следят за новостями! А у тебя какие новости? Что сказал наш Неподкупный? — спросил гражданин Хорес, откладывая газеты.

— Сказали, председатель Тибул умер! — ответил Фабио.

Гражданин Хорес часто-часто заморгал. Всё его лицо съехалось к середине, и он несколько раз сдавленно кашлянул.

— Какое горе для Республики. Что же теперь с нами будет без Неподкупного? — наконец сказал он тихо.

Фабио согласился, и попросил всем говорить, что его нет — он будет печалиться дома.

Тётя долго не открывала дверь, а когда открыла, то очень удивилась, что Фабио вернулся домой так рано. Обычно мальчишка с утра до ночи пропадал где-то в городе. Скорее уж можно было ожидать, что он совсем не явится ночевать, чем застать его дома днём. И тётка, и племянник так отвыкли видеть друг друга, что между ними вышла неловкая пауза. Молчание нарушил живот Фабио. Живот громко заурчал.

— Тётя, а можно мне поесть? — спросил Фабио.

— Пойдём на кухню, мальчик, — ответила тётя Аглая, — И ты забыл сказать «пожалуйста!».

Фабио был отведён на кухню и получил ломтик хлеба и немого сыра на фарфоровой тарелке с пастушком. Тётя налила ему в кружку жидкого голубоватого молока и села за стол напротив.

— Тибул умер, — сказал Фабио.

— Тибул? — удивилась тётя, — Этот знаменитый гимнаст? Наверное, упал на представлении со своей трапеции, так? Это, конечно, очень печально. Но теперь ты видишь, мой мальчик, какая опасная жизнь у этих циркачей. А ты ведь всё время бегаешь смотреть на их представления. Как ты не понимаешь, глупенький, что восхищаться ими наивно! Лучше бы ты ходил в театр, как Мели и Детта. Из пьес, по крайней мере, можно вынести моральные уроки.

Фабио делал вид, что рот у него набит едой, и только неопределённо мычал и кивал головой в ответ. Тётю такие ответы, кажется, устраивали, потому что она продолжала говорить.

Между тем Фабио огорчился. Он видел, что с тётей Аглаей стало ещё хуже. Было очевидно, что она всё меньше понимает, где находится и всё больше думает, что сейчас на дворе времена Трёх Толстяков, а может, и вовсе Старого Короля.

Фабио давно бы привёл к тёте доктора. Его останавливало только то, что ей самой, от этой странной болезни, кажется, было только лучше.

Когда родители Фабио погибли, его взяли к себе дядя Антуан и тётя Аглая. Два года назад фрегат «Революционер», на котором дядя Антуан служил вторым помощником, не вернулся из похода на Острова. Потом одна за другой умерли дочери дяди и тёти — старшая, Мели, на обязательных работах — её арестовали как лентяйку, а младшая, Детта, от простуды, когда прошлой зимой Столица из-за Второго восстания обманутых осталась без угля и дров.

Тётя Аглая тогда так горевала, что всё время плакала и не могла даже спать. Но потом она начала принимать пилюльки.