Четыре друга народа

Фабио повезло. Он увидел через одну из открытых дверей перила посреди комнаты. Перила уходили вниз. Фабио решительным шагом вошёл в комнату. В ней были расставлены столы, как в школьном классе. За столами сидели граждане. Все они писали. Фабио подошёл к ближайшему столу. За ним была гражданка в больших круглых очках и в чёрной куртке. Она торопливо переписывала набело какое-то исчёрканное воззвание, начинающееся с выписанного большими буквами слова «РЕСПУБЛИКА». Всё лицо и очки гражданки были в синих чернильных брызгах-веснушках.

— Письма в Гавань на подпись генералу Эквиа готовы? — спросил Фабио.

Гражданка только молча помотала головой и махнула рукой себе за спину. Фабио издал в ответ уверенное хмыканье, и направился мимо остальных столов прямо к лестнице. Он сбежал на первый этаж, и оказался перед дверью. Дверь была закрыта, а перед ней стоял лысый гражданин с чёрной лентой поперёк груди и с коротким кавалерийским ружьём в руках.

— По заданию бригадира Гарума, — сказал ему Фабио.

Часовой молча направил ружьё на мальчишку.

— Сено, — негромко произнёс Фабио.

Часовой убрал ружьё, посторонился и буркнул: «Проходи».

Фабио опять оказался на улице Свободы. Ему показалось, что прошло сто лет с тех пор, как он с братьями Флипон зашёл в Клуб.

Темнело. Дома превратились в таинственные чёрные провалы в фиолетовом небе. Толпа бурой змеёй ворочалась между ними. На шкуре змеи искрами блестели факелы. Народу перед Клубом собралось уже столько, что солдатам приходилось силой расчищать дорогу через толпу для курьеров. У домов, где выдавали оружие, горели костры в больших жаровнях. Тяжёлый ледяной ветер дул от моря. Ветер простреливал всю улицу насквозь. Он яростно трепал жёлтые языки пламени и заставлял их стелиться над самой землёй.

Бригадир Гарум то ли не успел, то ли побоялся в темноте объявлять поиски сбежавшего. Во всяком случае, обратно с улицы все караулы пропустили Фабио без всяких вопросов.

Фабио вышел за освещённое пространство в темноту. Оставшись один, он неожиданно расплакался. Даже разревелся. Он бросился бежать. Он бежал домой.

Мы верим, что читатель не торопится осуждать его за это. Ведь не прошло и дня после смерти Тибула, как Фабио выяснил, что главнейшие друзья народа, на помощь которых он так надеялся, оказались врагами. Всё это время за Фабио все гнались, ловили, грозили, обманывали и, наконец, он узнал, что все в нём очень нуждаются как в доказательстве подлинности подделанных списков Тибула. Только лучше, если он при этом будет уже убит. Вы сами, читатель, смогли бы не расплакаться в таком положении? Мы очень сильно в этом сомневаемся.

Фабио не помнил, как он шёл через Столицу, как пробрался через расположение чёрных отрядов Клуба, потом сине-белой армии умеренных, как нашёл не взорванный мост и перебрался на левый берег реки, как ещё раз перешёл линию фронта и оказался уже в своей родной Секции Гавани. Наверное, плачущего чумазого мальчишку пропускали солдаты и командиры всех сторон. Может быть, они надеялись, что и их детей кто-то так же пропустит, если сражение в Столице докатится до их домов?

Фабио пришёл в себя, когда совсем недалеко бабахнуло так, что земля затряслась под ногами. Колпак сорвался с головы Фабио, и птицей унесся в ночь. Фабио прикрыл глаза ладонью от жаркого ветра и обернулся. Он увидел, что взорвался стоявший на середине реки большой корабль Народного Флота. Теперь было уже не понять, линейный или фрегат — верхние палубы с мачтами разнесло в щепки. Белое полотно взрыва опало, и над бурой водой остался только дымящийся остов. С другого берега раздались радостные крики «синих».

Письмо Эквиа было уже не нужно — последний батальон моряков отходил по Гранитному мосту из центра Столицы на правый берег реки, в Гавань. Погибший корабль как раз прикрывал их отступление огнём своих пушек. «Синие» остались на левом берегу. Они не торопились преследовать моряков. Похоже, обе стороны сейчас больше боялись, что их застигнет буря, и не стремились в новый бой. Фабио отвернулся и пошёл в сторону от реки.

Гром рычал в небе так сильно, что иногда заглушал пушки. Ветер тряс ставни и заставлял дребезжать оконные стёкла. Фабио выплакал последнюю слезинку, стёр её с лица и обнаружил, что замёрз. Кто-то набросил ему рабочую куртку поверх цирковой блузы, но здесь, вблизи от моря, от ветра не спасала и она.

«Пойду домой, — решил мальчишка, — хотя бы согреюсь и поем. Солдат Просперо выгнали наши, а Эквиа до Гавани пока не дотянулся. Переночую, а там видно будет. Всё равно выбирать уже особенно не из кого. Не так-то много осталось тех, кто может быть другом». Он устало побрёл на Якорную улицу. Только своего дома он там не нашёл.

Часть четвёртая ВЕРХОВНЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ ГАСПАР АРНЕРИ

Глава XII. НОЧНАЯ ИГРА В ПРЯТКИ