Сам получил информацию от первого секретаря обкома партии, а его обошли. Он и понятия не имел о том, что там произошло. Вот она – опасность. Директор завода, говнюк этакий, обязан был сообщить ему до того, как это стало известно обкому. Ну, погоди! Шкуру завтра спущу с директора. Нет, не завтра. Сегодня же ночью. На аэродроме. При всех. Приедет, небось, встречать.
По лужам, по мокрому снегу, провожаемый референтом, он шел к самолету. Шел не в общем потоке. Из отдельного зала. Но самолет-то обычный, рейсовый. И ее никак не предупредишь. А может, референт? Нет, опасно. Да и там, на заводе, что предпринять в такой ситуации? Вот оно как навалилось. Разом. Внезапно.
В самолете слегка полегчало. Может, и не закатилась она, его счастливая звезда? Уютный салон-купе, отгороженный от остальных пассажиров. Стюардесса – с ума можно сойти. Что там тебе подмосковная дача! Коньяк "Двин". Не аэрофлотский. Дольки лимона, посыпанные сахаром и кофе. Выходит, стюардессу предупредили о его привычке.
Грех жаловаться и тосковать по сталинским временам. Сейчас не хуже. Вот только там на заводе… Как расхлебать все это? Поглядим. Авось не закатилась еще его счастливая звезда.
Суета в ЦК и в министерстве, напряженность и готовность в одном из комитетов, внезапный срочный вылет министра – все началось с незначительного события. Даже не события, а так…
В прошлом году на октябрьские праздники Алексея, ударника коммунистического труда, электросварщика трубопрокатного завода, премировали годичной подпиской на приложение "Футбол-Хоккей". Алексей хотел уже было обидеться. Дело в том, что после четвертого класса он не прочел ни единого слова. Даже бутылку, даже пачку папирос он отличал только по внешнему виду, а не по буквам на этикетке. Он уже было взвился, но кореш дернул его за телогрейку и промычал: "Сиди, дуря, это же дефицит!" Дефицит – оно понятно. Надо брать.
В январе Алексей получил первый номер и сперва даже не обратил на него внимания. Но вспомнил, что дефицит, и стал читать.
Вы знаете, каково варить шов в конце июля, когда за три дня надо нагнать месячный план? Но и тогда Алексей не потел так, как над первой в жизни заметкой. А заметка была – я те скажу! Почему наши продули чехам. Паршивая бумага в тот вечер оказалась интереснее цветного телевизора. Да что там телевизора! Даже забыл выскочить на угол тайком от Вари, распить на троих.
Всю неделю Алексей был главной фигурой в цехе. Обычно молчаливый, он сейчас изрекал такие подробности о матчах, что ребята только успевали комментировать: "Иди ты!"
Короче, Алексей лежал на диване и уже добирался до пятой страницы приложения "Футбол-Хоккей", когда Варя вернулась с работы. Она бессильно опустила у порога обе авоськи, разогнулась и сказала:
– Леша, помоги, рук уже не чую. Капусту у нас давали, так я…
Алексей посчитал ее поведение глупой демонстрацией, отвлекающей его от важного занятия. Он только взглянул на подмерзшие кочаны и продолжал читать.
– Ты что, оглох, бугай? Занеси капусту в чулан. Тебе же принесла, пьянчуге, нашинковать!
– Чего раззявила плевало? Человек отдыхает. Пришел с работы.
– А я что, с блядок пришла, паразит?
– Это кто же паразит? Рабочий класс, что ли? Вкалыватель?
– В кровати ты вкалыватель. Помотался бы ты между станками, как мы мотаемся.
– Знамо дело. За сто десять рубликов в месяц. У нас при социализме каждому по труду. Тебе за твое мотание сто десять, а мне за мой труд четыреста.
– Ах, так? Ну, погоди-ко, я те покажу социализм!
Холодный ужин и пустая кровать (Варвара постелила себе на диване) еще больше укрепили Алексея в его правоте. Стерва этакая! Ей-то чего кобениться? Работает не больше других. Детишки у мамы в деревне. Вот когда в школу пойдут, может, и станет потяжелее. Денег хватает. Мебля полированные. Какого же ей… надо?
Как и при всякой ссоре, через несколько дней все улеглось, все забылось, все успокоилось. Алексею, во всяком случае, казалось, что не может у нее быть никакого продолжения.
Но через четыре месяца, еще более неожиданно, чем если бы вместо газировки в цехе поставили краны со "Столичной", именно на их участке в соседней бригаде появилась Варвара. Появилась в брезентовой робе, со щитком, взяла электрод и пошла варить шов.
Бригада поначалу только ахнула. Потом все ринулись смотреть, как там у нее получается. А получалось неважно. Шов шел неровно. Электрод клевал. Варвара часто отрывала от лица щиток. Было ясно, что еще до конца смены глаза у нее будут, как песком засыпанные. Мужики охальничали. Но все их соленое остроумие, казалось, отскакивало от брезентовой робы. Тогда бригада повернулась к Алексею, застывшему, как чугунная болванка.
– Что же ты скрывал от нас? Мы бы встречу сварганили.
– Леха, ты ее на своем электроде так обучил?
– Не, робяты, у Лехи электрод варит ровно. Али клюет? А, Леха?
– Подите вы все…
А что ему было ответить? Объяснить, что он и понятия не имел обо всем этом, что он и не ведал, когда Варвара училась электросварке? Доказать, что у него нет никакой такой власти в собственной семье? Так ведь засмеют еще больше. И поделом. Ну, Варвара, погоди!