Для нас двоих тоже пришло время готовиться к обратному пути. В хижине все прибирается, и наши шаги становятся робкими, как будто мы устали. Багаж снова возвращается в лодку, тяжелые железные запоры гремят у окон и двери, замки защелкиваются. Изба заперта...
Рука охотника ложится на балку. Он безмолвно прощается со своим домом.
Привычным движением забрасывает он потом винтовку за спину, рука на ощупь ищет нож на боку, и мы идем через засыпанный листвой луг. Ветер шумит листьями, они, падая, танцуют вокруг, уносятся прочь, возвращаются, сопровождают нас до опушки леса, до тех пор, пока охотник не оборачивается у края луга и в последний раз глядит на домик.
Он задремал, вероятно, снова на долгие годы.
- Уходить в уединение легче, чем возвращаться к людям..., – говорит он мечтательно тихим голосом.
Затем он резко поворачивается, и твердым, но одновременно легким шагом, который может быть только у траппера, спускается к озеру, касается своего немого друга, камня, крестится, прыгает в лодку и хватает весло.
Солнце отражается в его глазах, мечтательно направленных вдаль. Они узрели вечность природы. И в холодных лучах взгляд все же снова становится мягким и прощающим.
Забытое тоже готовилось к зимней спячке.
Между тем тысячи убитых уток, гусей и других птиц были отсортированы, выпотрошены, закопчены, огромные куски мяса лосей и оленей засолены, сети доставали из реки все больше и больше рыбы, бесчисленные ряды бочек катили к реке, наполняли, закрывали и ставили в деревню, в отдельные избы, в низкие, просторные кладовые. Большой и маленький, стар и млад, все помогали друг другу опытными, спокойными руками без ссор и споров.
Только один человек утратил свое внутреннее спокойствие. Каждый проведенный в Забытом день постепенно становился для него мучением. Постоянно растущее беспокойство грызло его – этим человеком был я сам.
Что происходило в Никитино? Позаботились ли они там тоже о запасах, работали и достали ли все, что им срочно понадобится в течение наступающих четырех месяцев? Подумали ли они о том, что пути подвоза припасов могут быть отрезаны?
Что, если в этом общем хаосе подвоза припасов не будет?...
Если мы окажемся отрезаны от мира?...
Шесть тысяч жителей и три тысячи военнопленных...
В красном углу, под образами, сидела Фаиме. Возле нее играл наш ребенок; он ставил друг на друга маленькие, деревянные кубики, которые вырезали мои товарищи.
Я снова в Никитино.
Бесконечная колонна из загруженных упряжек, вокруг них веселые мужчины, лающие собаки, четкий маршевый шаг, песни в полный голос. Военнопленные возвращаются в Никитино из деревень. Лагерь широко открывает свои ворота. Рукопожатия, радость на лицах у всех.
Робко вхожу я в здание прежнего полицейского управления, поднимаюсь по ступеньке за ступенькой, нажимаю на дверную ручку.
Иван Иванович свободно сидит за своим письменным столом.
- Федя! Ну, наконец-то, ты снова здесь!... Что случилось...?
- Какие у тебя телеграммы из Омска и Перми, Иван? Как обстоят дела с освобождением пленных?... Прибудет ли транспорт?... Омск снова регулярно связывается с нами...?
- Омск телеграфировал четыре дня назад, что транспорт с продуктами был отправлен. С военнопленными, Федя... это все еще очень неопределенно... мы ожидаем в ближайшие дни снова «белое» правительство в Сибири. Много офицеров и солдат старой армии прибыли в Сибирь, из них образовывают «белые» полки, которые должны сражаться против «красных». Всюду уже идут бои...
- Мы должны оставаться здесь?... Ждать дальше...?
- Это больше не может долго продолжаться, мой дорогой. «Красные» будут полностью побеждены, тогда у нас в России снова будет порядок...
- Но тогда Брестский мир тоже будет снова аннулирован, ты это знаешь?... Но в настоящий момент нам нужно позаботиться о чем-то другом, а именно, о продуктах. Подумал ли ты, что если транспортный караван не сможет к нам прийти, нам всем придется умереть с голоду? Ни один черт не позаботится о нас!
- Ради Бога, что у тебя за мысли, Федя! Этого не может быть, ради Бога!
- И если то, что я говорю, будет правдой? Что будут примерно девять тысяч человек делать в Никитино без продуктов? Нам всем придется сдохнуть?
- Это невозможно! Они должны послать нам продукты!
- Иван! Я взываю к твоему разуму! Прикажи всем немедленно собраться! Теперь мы должны помогать себе сами, потому что другие покинут нас! – прикрикнул я на него.
Мы расстаемся...
Никитино спал. Городку был привычен сон, и в этом не было ничего необычного. Никто не думал о том, что могло случиться. Продолжали жить на авось; как-нибудь что-то да будет, потому что до сего времени как-то все еще шло.
В зале гимназии собрались все. Люди стояли, плотно прижавшись друг к другу. Воздух был наполнен их голосами и их затаенным страхом. Снаружи, перед входом, стояла огромная толпа, которая больше не могла поместиться вовнутрь.