Четыре голубки (ЛП)

— Ну да. Я такой рассеянный. Сэм, любишь бороться?

Сэм заколебался.

— Нет. А что?

— Во время праздника на следующей неделе будут состязания. Я как раз этим занимаюсь. А ты такой верзила и выглядишь хорошо. Никогда не дрался?

— Только в детстве.

— Ну, тогда по рукам!

— Нет. Не в моих это привычках. Больше нет, — он улыбнулся Толли, чтобы смягчить резкий отказ. — До свидания, Эмма.

— До свидания, — ответила Эмма. — Ты должен был еды привезти, отец, а не одежду, чтобы прикрывать их задницы!

— Ага, думаешь, это всё что ли? В следующий раз куплю что-нибудь и для собственной задницы! Сэм!

— Что?

Сэм снова остановился.

— А быков собаками нравится загонять? У меня есть две подходящих красотки. Ну до чего ж хороши! Последние из помета. Другу отдал бы одну недорого. Отлично подойдет для боев! Через год...

— Спасибо, — покачал головой Сэм. — Спасибо, но нет.

И он двинулся дальше.

За спиной он слышал, как Трегирлсы переругиваются по поводу подарков Толли, а Лобб упрямо оставался наверху, работал у колеса.

Все эти Трегирлсы, думал Сэм, все девять — целый выводок язычников, вечно орущих, всем недовольных, полных энергии шумных оборванцев, и все погрязли в грехах. Но все достойны спасения, ведь каждая душа драгоценна в глазах Господа, хотя Сэму казалось, что лишь в Эмме виден свет надежды. И вполне вероятно, что этот свет скорее исходит от его собственной души.

Пусть она грешница, как и все земные создания, но после сегодняшней прогулки и разговора Сэм не верил в те гадости, что про нее говорят. Она была такой прямолинейной, такой непосредственной, что он с трудом верил, будто она может развлекаться с мужчинами. Но даже если и так, то он снова вспомнил ту библейскую аналогию, пришедшую ему в голову в шахте.

Но как призвать ее к покаянию? Как заставить человека понять, что он грешник, если он совершенно этого не понимает? Нужно помолиться и попросить Господа указать путь.

Глава седьмая

Еще одним человеком, молящем о совете, правда, совсем иного рода, чем просил Сэм, стал преподобный Осборн Уитворт. Его разум терзали две проблемы: нравственная и мирская.

Ровно восемь недель назад доктор Бенна велел Осборну воздержаться от соития с Морвенной до рождения ребенка.

— Вы крупный мужчина, мистер Уитворт, если так можно сказать, и при каждом соитии вы рискуете жизнью ребенка. Меня также беспокоит здоровье миссис Морвенны, сейчас она нуждается в дополнительном уходе и покое.

Оззи с неохотой согласился. Конечно, он понимал суть дела и не хотел навредить ребенку, в особенности, если это окажется сын, но данное ограничение с каждой неделей раздражало его всё больше. Естественно, он уже подвергался подобным лишениям, когда рожала первая жена, но тогда это длилось куда меньше, чем предполагалось сейчас, и к тому же они позволяли себе нежные поцелуи и интимные ласки, что помогало пережить тяжкое время.

Но поцелуи и ласки с женщиной, которая съеживалась от его прикосновений и морщилась, прикасаясь к нему, явно не представлялись возможными. Его лишили обычной рутинной близости с женщиной, на которую имел право каждый женатый мужчина. Воздержание оказалось для него тяжким бременем. И бремя это стало еще тяжелее от того, что в доме присутствовала еще одна женщина.

Ровелла, конечно, была еще ребенком. В мае ей исполнялось пятнадцать. При этом она уже выглядела как женщина, по-женски ходила и разговаривала, по-женски садилась за стол, а иногда по-женски тайком улыбалась ему. Ее внешность не очень привлекала Оззи — длинный нос, светлые брови, худая плоская фигура. Даже и рассматривать-то ее в этом смысле было абсурдным занятием, и грешным к тому же. Но кроме двух пожилых горничных в доме жили только его жена — тихая, печальная, с выпирающим животом, и Ровелла — сияющая в сравнении с ней, привлекающая своей юностью.

Конечно, в Труро были местечки вниз по реке, где за деньги можно удовлетворить желания — за время вдовства он периодически их посещал — и Оззи захаживал туда раз или два. Но в городе с тремя тысячами жителей такие развлечения — дело рискованное, хоть он и прятался за воротом пальто, снимал пасторский воротник и мчался быстрым шагом через темные улицы после заката. Кто-нибудь мог его узнать и доложить церковному старосте или обокрасть, и тогда какое бы возмещение он получил? Его могла узнать женщина, у которой он был, а потом шантажировать.

Это время становилось для него всё труднее и труднее.

Еще одна головная боль — продвижение по службе, но это можно хоть с другими людьми обсудить. В конце концов он обратился к Джорджу.

Мистер Уорлегган сидел в своей счетной конторе и обсуждал вопрос о предоставлении займа со своим дядей, мистером Кэрри Уорлегганом. Он освободился только через полчаса. Тогда-то Осборн и представил свое предложение.

Две недели назад преподобный Филип Уэбб, викарий церковного прихода Сола и Грамблера, скончался от почечного абсцесса, поэтому в приходе освободилось место. Именно оно-то и было объектом желания Осборна.