Четыре голубки

Туман наконец-то рассеялся, а точнее, его сдуло на несколько сотен ярдов в сторону моря, так что участок общественной земли оказался как раз на границе тумана. В основном солнце светило сквозь дымку, но иногда и припекало, а иногда опускался липкий серый туман. Над головами, но всегда в облаках, кружили чайки, не переставая выкрикивать: «дай... дай... дай...».

Сэм и Дрейк пришли в половине шестого, поднявшись от мастерской Пэлли. Теперь они сидели на скамейке в окружении своих поклонников, а Толли Трегирлс сновал между ними и аналогичной группой, окружающей Тома Харри, как напыщенное пугало. Эммы Трегирлс нигде не было видно, как и Салли. Отдав Полу Дэниэлу приз, она поспешила снова открыть свое заведение, чтобы клиенты не ушли к конкурентам. Толли собирался послать к ней мальчишку, когда начнется матч. Но пока он не начался. Как оказалось, собиралась прибыть знать из Тренвита, чтобы посмотреть на состязания — ходили слухи о сделанных ставках, а здесь, как и в церкви мистера Оджерса, ничто не начиналось, пока не прибудут сквайры.

Полдарки и Энисы пришли около шести. Росс не хотел приходить, да и Демельза тоже, но трудно было остаться в стороне. Сэм как-никак был братом Демельзы. Нелегко было как высказать свое расположение, так и проигнорировать. Но Демельза сказала, что это будет не просто кулачный бой, а настоящий матч, судья будет следить за соблюдением правил. Да и знати из разных семей необязательно пересекаться.

Но когда дошло до дела, оказалось, что они не могут сидеть достаточно далеко друг от друга. Около ринга было всего четыре скамьи, поставленные в ряд у входа. В пятнадцать минут седьмого из ворот Тренвита вышли Джордж Уорлегган и Осборн Уитворт и проследовали на поле. Осборн переоделся в красивый сюртук из красного шелка и белые панталоны. Дамы с ними не явились. Оба джентльмена сели на самом дальнем от Полдарков краю скамеек.

Толли Трегирлс находился в своей стихии. Слегка сутулясь, в длинном сюртуке, он был похож на стервятника на дереве, весь в шрамах, однорукий и не перестающий кашлять, он встал в центре ринга и провозгласил начало состязаний.

— Матч борцов, победитель определяется в трех раундах, победа присуждается за три очка, приз — две гинеи, который выдаст миссис Салли Треготнан из пивнушки Салли... Соревнуются... Слева от меня — Том Харри... Справа от меня — Сэм Карн...

Когда мужчины шагнули вперед, раздались одобрительные и неодобрительные выкрики. Они были одеты, как положено для соревнований — голыми по пояс, не считая коротких свободных курток из плотной льняной ткани, стянутых на шее шнуром и с широкими рукавами. Они также носили панталоны до колен, толстые чулки, но были босыми. На востоке, за пределами Корнуолла, разрешались пинки ногами, но здесь это считалось нечестным, вся сила и умения должны быть в плечах и руках. Помимо Толли на ринге присутствовали еще двое судей — Пол Дэниэл и Уилл Нэнфан.

Когда соперники пожимали друг другу руки, стало видно, что Сэм на добрых три дюйма выше Тома Харри, но тот шире в плечах и обладает крепкими ногами и бедрами. В таком состязании высокий рост — не всегда преимущество.

Толли дунул в свисток — по его словам, подаренный умирающим боцманом с фрегата, где он когда-то служил, в качестве признания заслуг. На самом деле он украл его у испанского попрошайки в Гибралтаре. Кружась вокруг противника, Сэм заметил Эмму Трегирлс, она пришла к рингу вместе с Салли. Женщины стояли в группе поддержки Тома Харри. Эмма даже не взглянула на борцов, она болтала с Салли и смеялась. Ее смех плыл над полем.

Когда борцы сошлись в первом захвате, из толпы донеслись выкрики. Большая часть зрителей болела за Сэма, и он со смущением различил голоса своей паствы. Не то чтобы он не желал получить их поддержку, но он чувствовал фальшь и неправедность своих действий. Во время долгого пути из Бодмина, сопровождая тело в траурной церемонии, он много думал о жизни и смерти и о собственном положении в мире, своем долге и полномочиях. И возврат к старым привычкам юности, к участию в состязании в физической силе с громилой, избившим его брата и грозящим жениться на девушке, запавшей Сэму в душу, не выглядел соответствующим его долгу и полномочиям распространять слово Божие.

Харри дернулся, чтобы схватить Сэма за куртку, но тот нагнулся и вильнул в сторону, а потом попытался сам провести захват. Но Харри вырвался, и снова началось кружение. Это была часть техники борьбы, и чемпионы могли продолжать в таком духе иногда до получаса. Но этим вечером подобного не случилось, слишком уж много личного было вложено в этот матч.

Сэм думал, что, возможно, он и убедил себя участвовать, чтобы спасти душу для Иисуса, но уж точно к этому примешивались совершенно нехристианские мотивы. Месть и похоть. Месть и похоть. Как он может это отрицать? А если он это не отрицает, то как может оправдать? С ужасом и печалью увидев, как повесили человека, и зная, что тот так и не познал Господа, как можно участвовать в подобной жестокой забаве на потеху толпе?