Четыре. История дивергента

Как бы я ни любил Зика, но он идеальный тому пример. Родился и вырос среди лихачей, затем выбрал соответствующую фракцию. Я уверен, что он ко всему будет подходить одинаково. Его с рождения учили только этому. Для него нет других вариантов.

– А если, мне не нужна твоя помощь? – заявляет Трис.

Мне хочется посмеяться над ее словами. Она ей и вправду не нужна. Но мы же говорим о другом.

– Я не слабая, знаешь ли. Вполне справлюсь сама.

– По твоему, мое первое побуждение – защитить тебя? – говорю я, отрываюсь от стены и подхожу к Трис поближе. – Потому что ты маленькая, потому что ты девушка, потому что ты Сухарь? Но ты ошибаешься.

Я делаю еще один шаг, касаюсь ее подбородка, и на секунду я думаю о том, чтобы полностью сократить расстояние между нами.

– Мое первое побуждение – давить на тебя, пока ты не сломаешься, просто чтобы посмотреть, как сильно нужно надавить, – вдруг вырывается у меня.

Какое странное признание! И рискованное. Я не желаю ей зла и никогда не желал. Надеюсь, она все же меня поймет.

– Но я борюсь с этим, – продолжаю я.

– Почему это твое первое побуждение? – спрашивает она.

– Страх не вырубает, а пробуждает тебя. Я видел это. Завораживающее зрелище.

В каждом пейзаже страха ее глаза – лед, сталь и синее пламя. Маленькая невысокая девушка, вооруженная до зубов. Ходячее противоречие. Мои пальцы скользят по ее подбородку, дотрагиваются до ее шеи.

– Иногда мне просто… хочется увидеть это снова. Хочется увидеть тебя пробужденной.

Она касается моей талии и тянется ко мне. Или тянет меня к себе, не могу сказать точно. Ее руки водят по моей спине, и я хочу ее так, как никогда не хотел – не какое-то бездумное физическое влечение, а настоящее, особенное желание. Не кого бы то ни было, а именно ее. Я глажу ее спину, волосы.

На сегодня хватит.

– Мне следовало бы плакать? – произносит Трис.

Я не сразу догадываюсь, что она говорит об Эле. И хорошо, потому что, если бы она захотела рыдать от моих объятий, мне пришлось бы признать, что я ничего не смыслю в романтике. Хотя, возможно, так и есть.

– Со мной что-то не так?

– По-твоему, я знаю все о слезах? – бормочу я.

Какие-то мысли приходят без спроса ко мне в голову и исчезают спустя несколько секунд.

– Если бы я его простила, как по-твоему, он был бы сейчас жив?

– Не знаю, – шепчу я и кладу руку на ее щеку, мои пальцы касаются ее уха. Она и вправду маленькая. Но мне это не важно.

– Я чувствую себя виноватой, – говорит Трис.

Я тоже.

– Ты не виновата, – еле слышно отвечаю я, и наши лбы соприкасаются.

Ее дыхание оставляет тепло на моем лице. Я был прав, это лучше, чем держать дистанцию, гораздо лучше.

– Но я должна была. Должна была простить его.

– Возможно. Возможно, все мы чего-то не сделали, – соглашаюсь я и, не раздумывая, выкладываю ей альтруистическую истину. – В другой раз чувство вины напомнит нам, чтобы мы лучше старались.

Она молниеносно отстраняется, и я чувствую знакомый порыв нагрубить ей, чтобы она забыла все мои слова и не задавала мне лишних вопросов.

– Из какой фракции ты вышел, Четыре?

Я думал, тебе известно.

– Неважно. Теперь я здесь. Хорошо бы и тебе это накрепко запомнить.

Я не хочу просто быть рядом с ней. Я отчаянно хочу поцеловать ее, но сейчас не время. Я касаюсь губами ее лба, и мы оба замираем.

Нет пути назад. Только не для меня.

* * *

Кое-что, что сказала Трис, не дает мне покоя целый день. «В Альтруизме ничего подобного никогда бы не случилось!» Поначалу я обдумывал ее слова. Она не понимает, какие они в действительности. Но я ошибаюсь, а она права. В Альтруизме Эл бы не умер, и на нее бы там тоже не напали. Может, они и не кристально чистые, какими я считал их раньше (или хотел в это поверить), но они совершенно точно не злые.

Закрыв глаза, я вижу карту сектора Альтруизма – ту самую, которую я нашел в компьютере Макса. Она напечатана на моих веках. Я в любом случае предатель, вне зависимости от того, предупрежу я их или нет. Если я не могу быть верен своей фракции, то к чему я тогда стремлюсь?

* * *

Какое-то время я продумываю план, как все устроить. Если бы Трис была обычной девушкой из Лихачества, а я простым парнем-лихачом, я бы позвал ее на свидание, мы бы пошли к пропасти, и я бы выпендривался своими знаниями местности. Но подобный расклад кажется мне слишком примитивным, особенно после того, что мы сказали друг другу, и после того, как я заглянул в самые темные уголки ее разума.

Возможно, здесь и заключается проблема – все развивается очень однобоко, потому что пока лишь я знаю ее. Я понимаю, чего она боится, что любит и ненавидит, а ей почти ничего обо мне неизвестно. Ведь я говорил ей настолько туманные факты, что их можно вообще не брать в расчет. Теперь, когда я осознал, что делать, остается решить самый важный вопрос – каким образом это сделать.