Но великих идей самих по себе недостаточно. Политическое движение нуждается в вожде, и эту проблему Симон де Монфор решил одним сокрушительным ударом, произведя свой невероятный демарш в октябре. Этим поступком граф напомнил всем и каждому, что никого не бросил, не забыл о справедливом общем деле; что он один обладает достаточным влиянием за рубежом, при самых почитаемых дворах; и, самое главное, что труднодостижимая, но соблазнительная позиция лидера определяется природными способностями, а не кровным родством с теми, кто имеет право носить горностаевый мех. Фальшивая булла рождала надежду, а надежда пробудила энтузиазм и оптимизм. Преимущества, добытые короной, гнет, казавшийся неодолимым всего три месяца назад, испарился в одно мгновение. Дуврский хронист сообщает:
С этого момента события стали быстро развиваться, и никаким усилием воли Элеонора уже не смогла бы изменить их ход.
Глава XX. Кризис
Хотя Симон очень быстро проскользнул обратно в Париж, Генрих и Элеонора все же узнали о его тайном визите в Англию. Вскоре после его возвращения Генрих, сомневаясь в честности побуждений Симона и беспокоясь, не натворил ли граф бед в его отсутствие, официально отказался от переговоров. Королевский кортеж, сильно сократившийся из-за болезни, начал неспешное путешествие домой. Оно заняло добрых два месяца, поскольку пятидесятипятилетний король решил остановиться и посетить по пути святыни Реймса, чтобы вознести благодарности за выздоровление его и Эдмунда. Только в декабре они с Элеонорой отплыли в Англию. Но и тогда Генрих еще был так слаб, что супруги и не пытались сразу добраться до Лондона и провели Рождество 1262 года в своей резиденции в Кентербери.
Тем временем в ноябре вооруженное сопротивление власти короны началось в Уэльсе, где гнездились самые могущественные и независимые из баронов королевства. Возмущенный отказом Генриха от клятвы, Ллевелин, один из ведущих баронов, собрал войско и начал занимать чужие замки, включая те, что принадлежали Эдуарду. Король, будучи слишком слаб, чтобы само стоятельно справиться с внутренними беспорядками, направил срочный вызов сыну, который находился в Гаскони, занимаясь там делами правления. «К этим делам ты должен отнестись с величайшим вниманием, — писал Генрих своему первенцу. — Ныне не время для лени или юношеского разгула. То, что Ллевелин надменно отвергает мир, который обещал поддерживать с нами, задевает и тебя, ибо я старею, а ты в самом расцвете мужества; и все же, подстрекаемый кое-кем в моих владениях, он осмеливается так поступать!» [109]
Эдуард, взяв отряд наемников, помчался домой и в феврале 1263 года уже был на месте, чтобы защитить свою собственность. Он совершил несколько рейдов в Уэльс, но ущерб уже был нанесен. От королевского режима потянуло душком глупости и бессилия, и это поощрило врагов на дальнейшие шаги. «Король утратил силу, Эдуард еще не нашел себе друзей; один состарился, другой был слишком молод», — так заметил историк из Оксфорда сэр Морис Поувик.
Симон де Монфор все рассчитал верно. В апреле 1263 года граф Лестер, внемля призыву нескольких молодых, более воинственных магнатов, возвратился в Англию из Франции, чтобы возглавить мятеж. Сыновья Симона де Монфора и Генрих Альмейн, сын Ричарда, были в этом кругу наиболее заметными фигурами. Участие Генриха Альмейна на ранних этапах мятежа причинило немалое беспокойство королю римлян, которому пришлось снова забыть о нуждах приобретенного им королевства, чтобы защитить свое достояние на родине.
В мае Симон и его сторонники собрались в Оксфорде и решили в одностороннем порядке повторно поклясться в соблюдении Провизий. Все, кто отказался бы дать клятву, подлежали изгнанию из Англии, а их собственность — конфискации. Собравшиеся дворяне дали обет защищать Провизии до смерти. Был выделен небольшой отряд дружинников, которому поручили начать насильственное внедрение ультиматума и подавление оппозиции.
Никто не сомневался, кого граф Лестер и его товарищи намереваются изгнать. К высоким речам реформаторов и благородным идеям представительного правления примешивалась явно менее альтруистическая мечта — избавиться от хорошо устроившихся в королевстве иностранцев. При этом на собрании в Оксфорде все благополучно забыли, что одним из этих «хорошо устроившихся» является сам Симон де Монфор. Но ни одна группа иностранцев не была настолько на виду, ни одна не пользовалась таким предпочтением и почестями, как компания савояров и провансальцев, друзей и родственников, которые составляли опору власти Элеоноры в Англии.