Четыре королевы

Поражение супруга Элеоноры в этой войне создало угрозу также и для нее самой. Город Бордо, где она 25 июня родила дочь, названную Беатрис, располагался на северной границе Гаскони. Гасконские бароны, хотя официально и считались союзниками Англии, опасались вторжения французов и не выказали охоты защитить королеву. Несколько городов в Гаскони перешли на сторону французов уже после того, как Людовик отступил, а королева Англии, будучи еще слаба, могла стать легкой добычей для тех, кто угрожал переметнуться на другую сторону. «Они не проявили милости ни к вам [Генриху], когда вы спасались от предательства и преследования короля французского, ни к королеве в тягости, и когда она лежала больная в Ла-Реоли [62]и когда рожала в Бордо», — позднее напомнил Генриху Симон де Монфор.

Так или иначе, но Генриху, Ричарду, Симону де Монфору и уцелевшим английским отрядам все-таки удалось присоединиться к Элеоноре в Бордо. Генрих попытался связаться с графом Тулузским, но победы Людовика обеспечили французам приток пополнения, и король Франции направил ту часть войска, которую не затронула болезнь, воевать с Раймондом VII. Победа вновь досталась французам, и 20 октября Раймонд VII запросил мира.

Генрих был вынужден договариваться с Людовиком; в апреле 1243 года между Англией и Францией было заключено формальное перемирие на пять лет. Область Пуату полностью перешла к французам, как и несколько городов Гаскони. «Все, что завоевал король Франции в этом походе, досталось ему», — так выразился Матвей Парижский об этом договоре. Кроме того, Генриха вынудили ежегодно выплачивать Людовику тысячу фунтов, пока не истечет срок перемирия.

Как ни неблагоприятен был такой исход для короля Англии, могло быть еще гораздо хуже. В конце эскапады Генриха Людовик стал настолько сильнее его, что мог заставить короля Англии вообще отказаться от притязаний на Гасконь. То, что он этого не сделал, приписывают вмешательству Маргариты. Людовик ссылался на то, что его жена приходится сестрой жене короля Англии, как на одну из причин, почему он не потребовал более жестких условий, и выражал надежду на установление в будущем лучших отношений между обоими семействами. «И кажется мне, — добавил Людовик, когда его советники возмущались, что он отдал слишком много, — что отданное мною я использовал хорошо, ибо он [Генрих] не был прежде моим человеком, а ныне принес мне оммаж».

И в самом деле, Людовик мог себе позволить быть милостивым. Западная и южная границы Франции не представляли больше опасности. И Гуго де Лузиньян, и Раймонд VII были окончательно сломлены. Никогда более Тулуза или Пуату не будут оспаривать власть короны Франции. Богатые земли Нормандии также были надежно ограждены; Генрих Английский повел себя как сущий растяпа. Симон де Монфор в полном отчаянии сказал прямо в лицо королю Англии, что его следовало бы «запереть, подобно Карлу Простоватому[63]», и это оскорбление долго уязвляло память Генриха. Трубадуры были еще более беспощадны, сочиняя об англичанах насмешливые стишки:

«И вот англичане пустились бежать,
Утратив весь вид надменный,
Поскольку пред боем они напились
Пивом своим ячменным.
А Франция пляшет, пирует и пьет
Вино, что на солнце искрится:
Ведь пиву тягаться с вином не дано,
В том может любой убедиться».

Итак, начиная с осени 1242 года Франция обрела позицию самого богатого и могущественного королевства в Европе. И, соответственно, Маргарите, а не Элеоноре достался в мужья самый почитаемый король христианского мира.

Влияние Англии на международном уровне падало с каждым днем, и Элеонора, намного более практичная, чем супруг, сразу же постаралась смягчить потери. В частности, она сказала Генриху, что обещания обещаниями, а в сложившихся обстоятельствах нельзя отдавать Гасконь Ричарду. Ее следует приберечь для нужд короны, чтобы впоследствии сделать доменом их сына Эдуарда, наследника престола. Ей не пришлось долго стараться, Генрих очень скоро согласился отменить награду.