Четыре королевы

С другой стороны, политические склонности Ричарда были хорошо известны. Поэтому гораздо более вероятно было, что граф Корнуэлл, а не граф Лестер, надумает покуситься на власть Генриха. То, что он этого не сделал, нельзя полностью приписать стараниям Элеоноры не допустить его в Гасконь — но она, несомненно, поспособствовала направлению его политических амбиций, по меньшей мере относительно английского трона, в другое русло.

Кроме того, желание Элеоноры сохранить Гасконь для Эдуарда было продиктовано не столько тщеславием, сколько более серьезными причинами. Даже в тринадцать лет Эдуард выказывал признаки того, что он станет куда более великим государственным мужем и полководцем, чем его отец. Он вырос очень высоким — впоследствии его прозвали «Долговязым», отличался во всех физических упражнениях, и трубадуры прославляли «лучшее во всем мире копье». Николас Треве, английский рыцарь, лично знавший Эдуарда, писал о нем как об «animus magnificus» («великой душе»). Мать раньше всех увидела в своем старшем сыне то, что отметил Данте: «…Смиреннейший из королей, английский Генрих, севший одиноко — счастливее был рост его ветвей» [93].

Эдуард был надеждой Англии на славное будущее — не Генрих, не Ричард; и мать твердо решила дать ему шанс показать себя. Дальнейшие события доказали ее правоту.

Элеонора в те годы шла по лезвию бритвы, пытаясь справиться с нарастающим кризисом и притом сохранить близость с супругом. Есть все основания полагать, что Генрих замечал, как королева набирается сил, умаляя его власть. Характерный инцидент произошел в те дни, когда ссора Симона с Генрихом созрела, совершенно в другой области. Элеонора даровала своему личному капеллану, Уильяму из Лондона, некий бенефиций. Генрих отдал тот же самый бенефиций другому человеку, которого выбрал сам, и когда он обнаружил, что капеллан Элеоноры уже вступил во владение, произошел взрыв. «Как далеко заходит дерзость женщины, если ее не обуздать!» — так, рассказывают, выкрикнул он, прежде чем выгнать неудачливого священника. Ситуация не улучшилась, когда Роберт Гросстест, почтенный епископ Линкольнский, добрый друг Адама Марша, стал на сторону Элеоноры, и Генриху пришлось допустить судебное разбирательство. И еще хуже стало, когда кандидат Элеоноры выиграл процесс.

Королева была слишком умна, чтобы знать — реакции ее супруга сильны, но не длительны, и она обратилась за помощью к тезке, сестре Генриха Элеоноре, чтобы та помогла утихомирить его. И она смогла бы — но тут королева ввязалась в другой спор, на этот раз с одним из сводных братьев Генриха, Эймером де Лузиньяном. Генрих назначил Эймера епископом Винчестерским, что привело его к прямому конфликту с дядей Бонифацием, архиепископом Кентерберийским.

Между ними возникли разногласия по поводу еще одного бенефиция, и Элеонора, естественно, стала на сторону Бонифация, а Генрих — своего сводного брата. Снова последовала бурная сцена, и на этот раз Генрих не ограничился восклицаниями. Он конфисковал земли Элеоноры и изгнал ее из Лондона.

Элеонора, должно быть, сильно испугалась. До времени Генриха VIII, которому было проще рубить женам головы, чем спорить с ними, было еще, конечно, далеко — но в семейной истории имелся нехороший прецедент: Генрих II, не слишком добрый дедушка, продержал свою Элеонору Аквитанскую под домашним арестом много лет [94].

Генрих III, однако, был больше привязан к семейному быту, чем его дед. И он искренне любил жену. Кроме того, ему не удавалось самостоятельно сгладить разногласия между Эймером и Бонифацием, потому не прошло и месяца, как Элеонора вернулась ко двору, и все отнятые земли были возвращены ей.

Все же эта ссора оставила осадок, и король с королевой примирились по-настоящему только после новогодних праздников, когда вся семья, включая Лузиньянов, получила ценные подарки на Рождество, и видимость семейного согласия была восстановлена. В следующие несколько месяцев Элеонора намного старательнее, чем раньше, подчеркивала, что работает в паре с супругом. Она, видимо, неплохо справилась с задачей возвращения его любви и доверия: когда Генрих выехал в Нормандию в августе 1253 года, он назначил ее регентшей Англии вместо себя.

Санча

Глава XIV. Неожиданное королевство