Четыре королевы

Беатрис, видимо, испытала облегчение, узнав, что ей не придется сразу поддерживать Карла в еще одной авантюре на чужой земле. Она только что возвратилась из двухлетнего «круиза» по пустыне, последние месяцы которого были просто ужасны. В Провансе по-прежнему было неспокойно, и требования ее матери остались без ответа. Беатрис знала в графстве всех сколько-нибудь значительных лиц, и они знали ее. Она могла сделать многое, чтобы сгладить и узаконить переход власти от ее матери к мужу. И заняться этими проблемами было бы, видимо, лучше всего, пока Людовика и Маргариты не было в стране: Беатрис осознавала, что старшая сестра использует свое влияние на короля в пользу их матери, против позиции Беатрис и Карла.

Их обоих злило вмешательство Маргариты в дела графства. Беатрис догадывалась, что Маргарита все еще надеется унаследовать Прованс, хотя по договоренности он должен был перейти после смерти Беатрис к ее ребенку. Но дети, случается, болеют и умирают, как обнаружила Беатрис, возвратившись на Кипр после расставания с Людовиком и Маргаритой в Акре. Сын, которого она оставила там с кормилицей, не дожил до встречи с нею. Возможно, Беатрис винила в его смерти Людовика и Маргариту — если бы крестовый поход не затянулся бы так надолго и не окончился катастрофой, она могла бы возвратиться раньше и, может быть, спасти сына. У нее, конечно, осталась еще дочка Бланка, но дочери было недостаточно, чтобы раз и навсегда отвадить старшую сестру от претензий на графство. Проводя время с мужем в неспешных делах, в атмосфере родной земли, где их не потревожили бы ни сарацины-убийцы, ни наемники-мамлюки, ни другие неудобства, связанные с длительным пребыванием в Святой Земле, она могла бы забеременеть снова глядишь, и родился бы еще один сын.

Не говоря уж о том, что стать королевой, помазанницей божьей, тоже не помешало бы.

Не сломленный отказом графа Прованского, папа возобновил поиски приемлемого короля для Сицилии. И вскоре на горизонте появился новый кандидат: Ричард Корнуэлл.

Вероятно, Ричард был первым, о ком подумал Иннокентий. Вполне возможно, что папа, носившийся с идеей отделить Сицилию от Священной Римской империи с тех пор, как он в первый раз отлучил и низложил Фридриха II на совете в Лионе в 1246 году, предложил королевство Ричарду еще до того, как император умер. В апреле 1250 года Ричард побывал у Иннокентия с частным визитом; согласно Матвею Парижскому, граф с понтификом «провели много тайных и длительных бесед между собою, и все, кто наблюдал за их общением, дивились этому, а особенно широкому и непривычному гостеприимству папы».

Удивляться здесь было нечему — папа весьма ценил богатство, а Ричард не делал тайны из своих огромных ресурсов. Граф еще не был королем, но путешествовал как король. Когда Ричард приехал к Иннокентию, его сопровождала Санча с младенцем Эдмундом, сын от первого брака Генрих, пять графов, три епископа (включая епископа Лондонского и Роберта Гростеста, епископа Линкольнского), а также сорок вооруженных рыцарей. «Численность его роскошно разодетой свиты и вьючных лошадей поражала и жителей города, и тех, кто прибыл ко двору по делам; все восхищались приездом столь высокородного принца». Иннокентий выслал почти всех своих кардиналов, кроме одного, встречать почетных гостей на улице, а когда их ввели во дворец, поднялся с папского трона, чтобы обнять графа Корнуэлла и пригласить на обед.

Иннокентий предложил Ричарду королевский титул в Сицилии на тех же условиях, что и Карлу. В обмен на собственноручное коронование папой графа Корнуэлла в качестве законного короля Сицилии Ричард должен был взять на себя все расходы по ведению военной кампании, включая возмещение расходов, понесенных папством. После того, как Ричард выиграет войну и получит королевство, он не должен пытаться объединить Сицилию с Германией, как пытался Фридрих II, но ограничится богатой Сицилией и благоволением папы. Таким образом «раскрылась тайна столь почетного приема, который папа прежде оказал графу Ричарду в Лионе; стало ясно, почему он обращался с ним, как с родным и находил столько удовольствия в общении с ним_, ко всеобщему изумлению».