Четыре крыла Земли

– А почему вы думаете, что я вам расскажу? В благодарность за то, что вы спасли мне жизнь, когда я лежал посреди безлюдной пустыни со сломанной ногой и, размышляя о том, с кем встреча приятнее, с евреями или с гиенами, выбрал все-таки евреев?

– Именно так. Вы нас ненавидите, вы готовы посвятить жизнь борьбе с нами, но смерть – смерть посвятить не готовы. Умереть не готовы.

Теперь языком цокнул Харбони.

– Не готов. И что?

– А то, что если я все же обращусь к туркам, указывая на вас как на единственного оставшегося в живых инициатора операции...

– Вы подлец, рав Гиллель!

– Ни в коем случае! Я хочу спасти вам жизнь. Чтобы не оказаться на турецкой виселице, вы сейчас должны будете признать свое поражение и раз и навсегда успокоиться.

– А если я вас обману?

– Вот поэтому я и пытаюсь понять, что вами движет. Ведь вы рассчитали очень точно. Если бы вам удалось перебить пленников, это действительно надолго бы затормозило еврейскую иммиграцию в Палестину. Но дело не только в этом. Мне стало известно, что «Алладин», чьим именем были подписаны известные антиеврейские репортажи из Палестины, напечатанные в «Таймсе» и других британских газетах, – это ваш псевдоним. Как видите, главе общины приходится держать руку на пульсе. А теперь объясните – зачем! Что движет вами лично? Только, пожалуйста, без разговоров о стремлении спасти человечество от жирных лап и прочее. Я уже начитался этого в ваших очерках.

Это была истерика. Но это был и смех. Харбона хохотал так, что его подвешенная нога затряслась вместе с шиной. Хохотал долго, причем каждый раз, как, успокаиваясь, он кидал взгляд на недоумевающего рава, его опрокидывала новая волна смеха. Наконец он успокоился и заговорил, утирая слезы:

– Ох, вы меня и повеселили! Ай да прославленный рав Гиллель! Ай да провидец-ясновидец! Все перелопатил – в мировую прессу влез, «скорбный лист» обследовал, Абеда разговорил. А самое-то главное – на фамилию мою внимания не обратил? Раввин называется!

Рав Гиллель, взволнованный, вскочил.

– Что? Ну конечно! Конечно! В «Свитке Эстер»! Как же я сразу не... Харбона! Царедворец, предложивший царю повесить главного министра Амана, замыслившего истребить евреев. Правда, это произошло уже после того, как тайная еврейка царица Эстер разоблачила Амана в глазах своего мужа, царя Ахашвероша. Но какое отношение?..

Он не докончил фразы и уставился на араба.

– Да, – важно заметил тот. – Семейное предание гласит, что мы происходим из рода Харбоны – кстати, он был родом из Наблуса, по-вашему – Шхема, из коренных жителей, которых евреи в свое время недорезали. Некогда Аман назначил его начальником штурмовых отрядов, которые должны были уничтожить евреев по всей империи.

– У нас тоже есть такое предание.

– Но чего вы не знаете, так это того, что в ночь перед последним пиром Амана с Ахашверошем и Эстер, ему и Харбоне стало известно, что Эстер еврейка. И у него возник сумасшедший план. У царя была привычка, когда он волновался, выскакивать в сад и там прохаживаться. Можно было не сомневаться, что рассказ Эстер вызовет у него именно эту реакцию. Так вот в тот момент, когда царь покинет залу, Харбона должен был туда ворваться и, зажимая Эстер рот, помочь Аману раздеть ее. После чего Аман должен был раздеться сам, а Харбона – бежать звать царя: вот, мол, чем твоя Эстер занимается с Аманом. Аман таким образом погибал, но вместе с ним погибала и Эстер. А обозленный на нее и на ее народ Ахашверош не стал бы отменять указ об их уничтожении. Так что Аман готов был погибнуть, лишь бы погубить евреев. Вот какой это был человек, – закончил Харбона с восхищением.

– Аман, конечно, был потомком Агага, царя Амалека, и такая ненависть пополам с героизмом вполне в их духе. И все-таки кое-что мне непонятно. Неужели Ахашверош мог поверить, что они любовники? Это после всего-то, что он только что услышал.

– Рав Гиллель! Вы же специалист по вашим святым книгам! Вы что, не помните, как там говорится о том, что произошло, когда царь Ахашверош вернулся в залу?

– Ну... Аман в это время припадал к ногам покоящейся на ложе царицы, умоляя о прощении. Царь Ахашверош закричал: «Ага! К тому же и овладеть царицей при мне в доме!..»

– Вот видите! Если ему такое в такую минуту могло придти в голову, значит, могло придти в голову что угодно.

– Не знаю... Может быть... Странно как-то все это? И ваша семья передавала этот рассказ две тысячи лет?

– От отца к сыну.

– А что ваш предок?

– Харбона струсил и бросил в беде своего покровителя. А потом, боясь, что его роль в заговоре станет известна, вовремя подсуетился и предложил казнить Амана без суда и следствия.

– Понятно, – задумчиво сказал рав Гиллель. – А вы, стало быть, заглаживаете вину предка.

Харбони молчал.

– И собираетесь продолжать этим заниматься?