Четыре Любови (сборник)

У Глотовых за забором взвыла электропила. Любовь Львовна вздрогнула и недовольно поморщилась:

– Снова папа пилит? Я ведь просила тебя – не разрешай папе пилить. Мурзилка этого не любит. У него изжога от этого развивается.

– Это у Глотовых, мам. У соседей наших, – ответил Лева и осторожно завел материнскую ногу под одеяло. – Они электропилу запустили. – А сам подумал, снова удивившись: «Вот и Мурзя воскрес. Может, и вправду обойдется?»

– У рыбаков? Сволочи, – равнодушно отреагировала Любовь Львовна. – Все соседи – сволочи. А папа все равно пусть не пилит…

– Хорошо, – вздохнул Лев Ильич. – Я передам… – И одновременно подумал: как все же странно это устроено: до болезни дня не было, чтобы про папу не вспомнить. Потом – провал, а теперь разом возник и все пилит, пилит… А эти пароходники из рыбного министерства два раза с ней чаю попили: в шестьдесят пятом, когда после Кукоцких заехали, и в восьмидесятом, когда отец умер, на другой день после поминок. Так толком и не познакомились, все больше через забор кивали. Да еще Геник пьяный к ним как-то забрел по ошибке, году в девяностом, ну да, точно, после Мурзиковых поминок. С Толиком тогда еще добавил. И рыболов этот, отец Толиков, Глотов-старший, тогда же умер, вместе с Мурзей. Может, поэтому она и помнит Глотовых. Смерть, стало быть, у больных головой сильнее память цепляет, чем любовь. Надо запомнить и воткнуть в сценарий…