Читаем Четыре минус три полностью

Разумеется, я пустила Ульриха в свою жизнь до завершения работы скорби. И мне просто повезло, что и моей любви к Хели и моей скорби нашлось место в новых отношениях. Мне не приходилось скрывать свои чувства, я имела возможность выговориться, мне разрешалось оплакивать Хели в объятиях Ульриха.

Порою мне кажется, что именно та защищенность, которую я испытала в моих новых отношениях, и позволила мне проявить свои чувства в полную силу. Именно потому, что я обрела новую любовь, я могла себе позволить расслабиться. Проявлять слабость. Отдаваться горю во всех его проявлениях.

Получается, что именно новые отношения позволили тебе до конца излить свое горе?

Никакой, самый распрекрасный сказочный принц на самом роскошном скакуне не имел бы у меня успеха, если бы я только и делала, что сидела, обливаясь слезами, на обочине и ждала. Наверное, я бы так его и не дождалась.

Голоса в моей голове бывают уж чересчур критичными. Они желают знать все и во всех подробностях.

То есть ты утверждаешь, что каждому, потерявшему любимого человека, следует поторопиться вступить в новые партнерские отношения?

«Дорогой голос, иногда ты просто передергиваешь мои слова. Дело ведь не в том, чтобы как можно быстрее завязать другие отношения. Для меня принципиальную важность имело качество нового партнерства. Позволено ли мне переживать свое горе? Позволено ли мне ту часть своей жизни, которая оборвалась так внезапно, интегрировать в новые отношения? Мне нужен был партнер, способный противостоять любым испытываемым мною чувствам. Моим воспоминаниям. Моей тоске. Моей боли. Партнер, способный принять всю меня, во всех моих проявлениях».

Ну, а ты? Действительно ли ты созрела в полную меру для новых отношений? Или ты стремилась заместить Хели, чтобы заполнить зияющую в твоей жизни дыру?

«Ты желаешь знать, по каким признакам я решила, что готова к новой любви? Подготовка к ней проходила исподволь, на многих уровнях. Мой разум уверял, что ровно никому не будет хуже, если я снова обрету счастье. И Хели, без всякого сомнения, желал мне всей возможной полноты земного счастья и ничего не имел против того, чтобы меня любил некий новый мужчина — здесь, на земле. Моя душа знала, что любовь — принадлежность как жизни, так и смерти. Любовь желает быть разделенной как с живыми, так и с мертвыми. И любви не становится меньше оттого, что ею делятся. Последнее же слово оставалось за моим сердцем. Это оно мне сказало: «Пора».

Испытывала ли ты когда-нибудь искушение сравнивать Хели и Ульриха?

«Иногда у меня возникало чувство, что Ульрих был заслан в мою жизнь не без участия Хели. На первый взгляд создавалось впечатление, что эти двое не имеют ничего общего. Но постепенно все отчетливее обнаруживалось, что и в моих новых отношениях речь идет все о том же, что и в моем браке с Хели. Хотя пережитое сильно меня изменило. Мои приоритеты изменились. Другие, по сравнению с прежними временами, вещи приобрели важность в моих глазах. И вот теперь мне, как партнерше Ульриха, дозволено испытать, как ведет себя новая Барбара в ситуациях, в которых она уже оказывалась в своей прежней жизни. И если у меня возникает чувство, что мои реакции стали более зрелыми и я способна в большей степени проявлять свою любовь, я думаю, что и Хели вместе со мной испытывает радость по этому поводу.

«Я горжусь тобой!» — иногда он находит способы мне это передать.

Меня неизменно радуют подтверждения тому, насколько Ульрих и Хели друг на друга похожи. Гораздо труднее тактично реагировать на различия. И воздерживаться при этом от оценок».

Я вспоминаю разговор с одной моей подругой, во время которого я непомерно нахваливала Ульриха.

«Как же я рада тому, что мы можем так хорошо говорить друг с другом. С Хели было зачастую гораздо труднее вести глубокомысленные беседы».

Моя подруга была в отчаянии.

«Как ты можешь так говорить о Хели. Хели был невероятным, замечательным человеком!»

Ее реакция потрясла и меня.

Разумеется, он был замечательным! Разве я когда-либо утверждала обратное?

Тут же в меня вцепились муки совести. Но одновременно при этом о себе заявило еще кое-что: ярость. Что же это такое? Мне что, никогда больше нельзя говорить и о трудностях? Получается, я должна Хели посмертно идеализировать? Кому это нужно?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии