На глазах всей группы крепкий шестифутовый посох, вырезанный в форме змеи из твердого дерева, треснул посередине, выскочил из рук Эдуардо и упал на землю. Эдуардо был глубоко потрясен случившимся. Я высказал предположение, что это может быть предзнаменованием, знаком того, что ему или нам не следует входить в руины. Он нетерпеливо махнул рукой, и мы вместе пересекли двор.
Десять минут спустя возле Инги Хуатана с Эдуардо случилось то, что мы с врачом группы определили как эпилептический припадок. Он выкрикнул мое имя и упал лицом прямо на камни; его глаза страшно перекосились, лицо было сильно разбито, и если бы мы силой не затолкали ему в рот шелковый платок, он наверняка прокусил бы себе язык.
Вдвоем с Эллиотом, нашим врачом, мы вынесли Эдуардо из руин и доставили вниз в гостиницу. Физически он вскоре восстановился, но я знаю, что эмоционально, психологически, духовно он нездоров и сейчас.
Лас-Хуарингас были уничтожены в тот же месяц, в годовщину смерти дона Флорентино. Деревянные, крытые тростником хижины вокруг лагун сгорели; стены святилищ упали, вода покрылась сажей и остатками недогоревших головешек. В той местности жили другие шаманы; несомненно, их разозлило намерение Эдуардо поделиться своими знаниями с посторонними, не принадлежащими к их кругу лицами; вряд ли они одобряли и его деятельность в Европе и Соединенных Штатах. Возможно, разорение этого легендарного места лежит на их ответственности. Мы этого никогда не узнаем, да и к чему? Может быть, Эдуардо когда-нибудь возвратится к лагунам и возьмется за восстановление разрушенного — с радостью помогу ему.
В это же время начала приобретать реальные очертания одна идея, витавшая в воздухе уже несколько лет. Я не могу точно определить момент, когда она выкристаллизовалась. Конечно, она не возникла полностью экипированной и вооруженной, как Афина из головы Зевса, но в одну из ночей в Куско мне удалось кое-что изложить в своем дневнике.
21 июня 1983 Табмо Мачай
Представляю себе Волшебный Круг как нейро-логическую схему для подавления четырех программ, управляющих лимбическим мозгом, — страха, питания, борьбы и секса.
Можно рассматривать Волшебный Круг как простое продвижение, начинающееся на Южном пути: сбрасывание прошлого, смерть, рождение, полет.
Юг, Запад, Север, Восток.
Прекрасно. А нельзя ли связать четыре направления с четырьмя управляющими программами?
Мифология Южного пути обращена, очевидно, к инстинкту питания, к уверенности в «полноте своей тарелки», к жажде любви, поддержки, к наполнению брюха. Это наша привязанность к вещественному миру. На Южном пути мы сбрасываем наше личное прошлое, отбрасываем свое «Я», которое чувствует себя изгнанником из Сада, осужденным странствовать нагим, голодным, нелюбимым Природой. И мы освобождаем духов нашего прошлого, чтобы они обрели покой и не питались больше нашим настоящим. Я хватаюсь за соломинки или, быть может, я близок к чему-то? Думаю, что близок, потому что Южный путь — это путь Змеи, уроборос, жизнь, занятая процессом поглощения, жизнь, поедающая жизнь. Поедание. В этом что-то есть, что-то метафорическое, мифологическое…
Западный путь. Это просто. Встречаешь свою смерть и выходишь за пределы страха. Встречаясь со смертью и познавая полет духа, мы отождествляем себя с трансцендентным, бессмертным Эго, мы освобождаемся от тисков страха и претендуем на все, так как смерть не может более претендовать на нас. Больше всего мы боимся, когда стоим лицом к лицу с неизвестным. Страх.
Северный путь. Женское начало. Эрос. Здесь мы объявляем происхождение мужчин и женщин от знания. Это место двуполого сознания, созидательного начала, которое мы персонифицируем в образе Бога; союз Солнца (мужское) и Земли (женское) как единый источник всякой жизни. Секс, конечно же.
Восточный путь. Путь пророка, чья задача — преодолеть гордыню и самовозвеличивание, предвидеть человека будущего. Это место ненасилия в мире, раздираемом насилием. Сражение. Как странно, что эта древняя формула находит соответствие с главными функциями примитивного мозга, функциями, которые держали в узде поведение и сознание человека на протяжении тысячелетий.
Мысли теснятся. Неокортекс возник тогда, когда примитивный человек жил под влиянием нагруженного лимбического мозга, т. е. анимистического окружения, в котором каждая вещь на Земле и на небе была видимым, живым существом. Лимбический мозг был перенасыщен стимулами от окружения, и в это время появляется неокортекс и позволяет человеку осознать себя и абстрагироваться от окружения и его влияния; для этого создается логика, результатом опыта даются определения — и следует изгнание из Сада, человек становится одним из нас, он познает добро и зло…
Но и после появления думающего мозга лимбический мозг продолжает управлять нервной машиной и определясь ход человеческой истории.
Питание — наши оральные и анальные заботы; первые детские движения — найти грудь, а затем пища ассоциируется с безопасностью и удовлетворением.
Страх — перед конфликтом, болью и, конечно, смертью.