Температура упала до ощущения комфортного холода, я забыл о своем пустом желудке. Молчание приближающейся ночи было полным, тишина лишь подчеркивалась еле слышным шелестом сухой травы. Что делал Антонио? Когда мое дыхание стало регулярным, я услышал его тихий, почти бездыханный свист. Я почувствовал, что он рядом, и услышал его пение, многосложный ритм, озвученный реверберирующим гудением, похожим на звук камертона. Температура продолжала понижаться, и легкое дуновение воздуха по лбу передавалось дрожью вдоль позвоночника. Будет еще одна холодная ночь в Андах. Я посмотрел сквозь ресницы вверх: он переводил руки с моего лба к горлу, затем к грудине. Он освобождает мои чакры: вращение против часовой стрелки; зарядка чакр; вращение по часовой стрелке; пение в чакры. Я проверяю свои ощущения и ничего не нахожу, кроме относительного покоя, некоторого облегчения моей тревоги и опасений и удивления от того, что нет особыхощущепий.
Я ничего не чувствовал.
Пение закончилось решительным ihoyl Он снова тихо засвистел, и свист растаял, как легкое дуновение.
— Лицом к стене. Сосредоточься на огне, — сказал он. — Не дай ему погаснуть. Не своди с него глаз. Ты можешь заблудиться, если ослабишь внимание. Призывай видение орла.
Песня Востока: «hoy, hoy, charduay, charduay, hoy».
Он положил мне руку на плечо:
— Я приду к тебе утром.
Я сжег шесть или семь спичек, прежде чем добрался до конца пещеры. Должно быть, в ней было два входа, потому что в лицо мне дул едва заметный сквозняк. Я воткнул жезл в земляной пол пещеры и подготовил костер так, как это делал Аптонио: квадратный колодец из четырех групп сучьев по четыре в каждом этаже, а в середине — пучок сухой травы. Я сжег почти все спички, пока зажигал этот маленький погребальный помост. Трава затрещала, щепки дерева подхватили ее пламя, и гранитные стены осветились неровным светом. Я помню свое удивление: то ли языки пламени выделялись несколько резче, чем обычно, то ли как-то изменилось мое видение; или это действовал Сан Педро. Я не мог припомнить, чтобы когда-либо что-либо видел гак отчетливо.
Я подкладывал сучья из охапки Аптонио, пока не убедился, что огонь горит надежно. Я сел удобнее, и по мере того, как я всматривался, пламя изменялось, изменялось и мое восприятие.
Мой фокус смещался, и то, что вначале было четко очерчено, теперь окутывалось сиянием, светилось, словно сквозь дымку. Я вынул жезл из земли и проверил зрение по его поверхности. И хотя я различал каждую деталь и каждую трещинку или неровность кости, пламя по-прежнему мерцало матовым, рассеянным светом.
Я закрыл глаза и стал глубоко дышать, наследуя стиль Антонио. Свет костра падал мне на веки и вызывал головокружение. Потом пламя начало мигать, и свет хлынул сквозь закрытые веки, как тогда на altiplano, но теперь появился звук, похожий на шум порывистого ветра, и он был связан с потоком крохотных световых частиц. Цвета были яркие и легкие, как сияние раскаленных углей в костре.
Я открыл глаза. Огонь горел ярко, и мне было приятно его сияние. Я взглянул на собранные мною кусочки дерева. Какой выбрать? Мне бросился в глаза мескитовый сучок, старый и обкатанный, словно галька; он напоминал тело птицы с прижатыми к бокам крыльями перед тем, как нырнуть в воду. Я вытащил его из кучи и аккуратно положил в центр костра, на пламя. Он придавил своим весом горящие ветки, края его быстро темнели. Я смещал свой фокус, я искал изображение, но не знал, чего следует ожидать. Что-то появилось, какое-то движение возникло на периферии поля зрения. Я немного повернул голову, чтобы посмотреть лучше, и ощутил волну адреналина. Но свет костра по-прежнему играл на стенах пещеры; казалось, он дурачит меня. Я выдохнул и вдруг понял, что задерживаю дыхание; тело напряжено, шея и плечи затвердели от ожидания.
Так не годится. Слишком уж я стараюсь.
Дышу.
Я снова закрыл глаза, чтобы ощутить свое состояние и проверить действие Сан Педро. Огоньки были, но они стали крупнее, ярче и летели сквозь меня со свистом, как ветер сквозь деревья, и был в их движении ритм океанского прибоя. Один светящийся шарик задержался передо мной. Еще один. Я поднимаю руку, откидываю противомоскитную сетку своей кроватки и выгибаюсь на холодных простынях, чтобы дать место гостю. Он передвигается, парит рядом со мной, и я чувствую, что он улыбается.
Я не припомню, чтобы я открывал глаза. Знаю только, что в какой-то момент я был маленьким мальчиком, уютно укрывшимся в постели, а в следующее мгновение снова сидел в пещере под Мачу Пнкчу, глядя на огонь. Я посмотрел на часы.
Как, 8:04? Похожий на птицу кусок мескитового дерева превратился в догорающий уголь и темно-серый пепел. Спал ли я?
Образы из сновидения, память о сновидении. Опыт вспоминания сновидений. Детские секреты. Вдруг я вспомнил Тати. Ее образ вторгся в мои мысли, и я потянулся за другим сучком для костра; это была покрученная ветка мескитового дерева с несколькими засохшими листьями на тонком конце. Я наклонился вперед, через скрещенные ноги, и положил ее в огонь.