Четыре оттенка счастья

– Алик, это очень важно... – глаза Оскара блестели, словно у него был жар. Белое лицо светилось в темноте, а волосы, взмокшие от волнения, прилипли ко лбу.

– Оскар, тебе нездоровится? – спросил я, прикасаясь к его горячему лбу.

Он резко оттолкнул мою руку.

– Это важно! Пошли...

Повинуясь его безумию, я быстро оделся, и мы вышли на улицу. Мы очень долго шли, и с каждым шагом мне все больше становилось не по себе. Оскар улыбался, что-то бормоча под нос. Казалось, будто его острое лицо еще больше заострилось, а карие глаза стали черными. Тогда, когда мы шли непонятно куда, на встречу непонятно с кем, Оскар очень напоминал мне психопата. Что-то во всем его облике заставляло кровь стынуть в жилах.

Мы стояли на краю обрыва. Перед нами расстилалась глубокая черная пропасть, а где-то там, вдалеке, виднелся какой-то огромный завод. Я молчал, а Оскар улыбался.

– Ну, вот и все, – вздохнул он, беря меня за руку.

– Что все? – спокойно спросил я.

– Алик, ты знаешь, я много думал... сам прикинь, ну кто мы такие? Мы – уроды! Мы никому не нужны. Нас ненавидят собственные родители, нас унижают и смешивают с грязью. Мы – отбросы общества! Две заблудшие души, ненужные даже Богу! Если ты вернешься домой, все будет так, как прежде... тебя будут бить и унижать, и ты снова станешь тем, кем был всю свою сознательную жизнь... никому не нужным, жалким нытиком! Поверь мне, никто тебя так не понимает, как я...

Я слушал его улыбаясь. А ведь он прав. Кто я такой? Жалкое существо без прошлого и будущего... Я стоял над пропастью, держа за руку своего единственного друга-наркомана, и был счастлив. Вот оно, будущее! Расстилается черной бездной у моих ног... всего один шаг – и больше никогда не будет боли, слез и сгустков крови на мамином любимом ковре. Никчемное существование оборвется здесь и сейчас...

– Мы сделаем это вместе. Не бойся. Зачем нам жить? Мы ведь никому не нужны... – Оскар улыбнулся и шагнул в неизвестность...

...А я остался стоять на краю пропасти, всматриваясь в черноту ночи... Я нужен маме, меня ждет отец... я был нужен дяде Валере, меня любил Бисквитик... и у меня есть Вика... И Бог вовсе не отвернулся от меня, просто у него много других, более важных дел. Я – счастливый человек... я не хочу умирать.

Мама...

Я боялся маминых слез. Но она не плакала, она меня даже не узнала. Тихо лежала на больничной койке, украшенная множеством синяков и ушибов. Ничего не говорила, только неистово повторяла его имя. Имя дяди Валеры. Перед смертью мама звала его, только его... а я гладил ее по руке и целовал разбитое лицо...

Прошло не больше часа, как вдруг мама остановила на мне бегающий взгляд и... расхохоталась.

– Как же ты на него похож... – простонала она, собрав последние силы.

– На кого?

– На Валеру... – протянула она, нежно улыбнувшись, и умерла...

...Папа простил меня. После смерти мамы он вообще стал спокойным и даже равнодушным к происходящему. Мы снова жили вместе. Я женился, мою жену зовут Вика.

Я часто вспоминаю дядю Валеру. Вновь и вновь прокручиваю в памяти тот день, когда мы сидели на кухне, и я плакал у него на груди, а он рассказывал о своем не сложившемся браке. Порой мне даже кажется, что он по-настоящему меня любил... хотя, это, наверное, всего лишь иллюзии...

Я больше не обижаюсь на отца. Я понял его ненависть... понял, почему он меня не любит. Иногда я ловлю на себе его долгий, исполненный боли, взгляд... и мне становится его жаль. Искренне жаль...

Как-то на улице я встретил отца Оскара. И мне показалось, что он все знает. И даже то, что его сына уже нет в живых... И знаете, мне кажется, что он счастлив. Счастлив от того, что душа Оскара наконец обрела покой. Вряд ли он часто его вспоминает. Да я и сам редко думаю об Оскаре, а если его образ и всплывает в памяти, то я рад за него... теперь все хорошо.

Господи, как же легко жить! Дышать на полную грудь и по ночам читать молитвы... Упокой, Господи, души всех умерших! Прости их и прими в свои небесные объятья! Я молюсь за них... за дядю Валеру, Оскара, маму и... Бисквитика...

Мне 26, и я считаю себя вполне счастливым человеком. У меня все хорошо...

Доллар за счастье и двадцать в придачу

– Сколько? – спросил средних лет мужчина, внимательно рассматривая меня с ног до головы.

– Доллар, – отрешенно ответила я, затягиваясь сигаретой.

– Дешево себя оцениваешь, – хмыкнул он, поправив сползшие на нос очки.

– А ты бы больше дал? – съехидничала я.

– Да нет, в самый раз, на больше не тянешь.

– Мы разговаривать будем или перейдем к делу? – я нервно тряхнула головой, затушив бычок.

– Пошли, – он протянул мне доллар, потом взял за руку, и мы закружились под звуки заунывной песенки, присоединившись к числу таких же скучных пар, заполнявших собою паркет.