Четыре пера (ЛП)

Фивершем молча ехал рядом с другом. Когда они оказались у скамеек, стоявших в тени деревьев, он наконец произнес:

— Этого следовало ожидать. В тот день, когда вы обедали у меня, я подал в отставку.

— В тот вечер? — спросил Дюрранс, повернувшись в седле, — После нашего ухода?

— Да, — ответил Фивершем, размышляя, было ли это уточнение сделано намеренно. Но Дюрранс молча ехал дальше. И снова Гарри Фивершему почудился упрек в молчании, и снова он ошибся. Дюрранс засмеялся и заговорил неожиданно сердечно.

— Я помню. Ты все нам тогда объяснил. Но я все равно не перестану сожалеть, что мы не можем поехать вместе. Когда ты уезжаешь в Ирландию?

— Сегодня вечером.

— Так скоро?

Они повернули лошадей и поехали по аллее на запад. Утро было еще прохладным, липы и каштаны не потеряли свежесть молодой зелени, и поскольку май в этом году выдался поздний, цветы еще белели снежными шапками на ветках деревьев и краснели в темно-зеленых кустах рододендрона. Парк мерцал в солнечной дымке, и отдаленный гул улиц казался шумом волн.

— Давненько мы не купались в Сэндфордской запруде, — сказал Дюрранс.

— И не мерзли в заснеженных горных оврагах на Пасху, — подхватил Фивершем.

Им обоим казалось, что сегодня завершилась очередная глава книги под названием «жизнь» — глава, читать которую было приятно, и потому, не зная, окажется ли следующая за ней столь же многообещающей, они не торопились переворачивать последнюю страницу.

— Когда вернешься, ты должен пожить у нас, Джек, — сказал Фивершем.

Дюрранс сумел не вздрогнуть от этого предвкушающего «у нас». Если его левая рука и сжала поводья, друг не мог этого заметить.

— Если вернусь, — сказал Дюрранс. — Ты знаешь мое кредо, я никогда не сожалею о погибших на службе и сам хотел бы умереть в бою.

Простое кредо, соответствующее простоте человека, его сформулировавшего: достойная смерть стоит многих лет жизни. Он сказал это безо всякой меланхолии и не имея никаких предчувствий. Но все же он боялся, что друг неверно истолкует его слова, и быстро взглянул на Гарри, снова увидев в глазах Фивершема лишь ту странную зависть.

— Есть вещи и похуже, ты же понимаешь, — продолжил Дюрранс, — например, инвалидность. Умный человек может притерпеться, как-то смириться с ней. А я? Что мог бы делать я, если бы пришлось сидеть в кресле до конца дней? Меня в дрожь бросает от одной только мысли, — он шевельнул плечами, будто стряхивая этот страх. — Ну, ладно, это наша последняя прогулка. Давай пустим лошадей галопом, — и он пришпорил лошадь.

Фивершем последовал его примеру, и бок о бок они помчались по песку. В нижней части Роу они остановились и, обменявшись рукопожатиями и короткими кивками, расстались. Фивершем выехал из парка, а Дюрранс повернул назад и повел лошадь к скамейкам под деревьями.

Еще мальчишкой в родительском доме неподалеку от Саутпула в Девоншире, в лесистой бухточке в устье Солкомба, он всегда ощущал безрассудное стремление уплыть из бухты в открытое море, грезил об удивительных дальних странах и людях, живущих вдали от знакомых темных лесов. И это беспокойство с возрастом только росло, так что Гессенс, даже когда он унаследовал поместье вместе со всей землей и фермами, всегда представлялся ему скорее местом, куда он будет возвращаться, нежели домом, где проведет всю жизнь. Сейчас он намеренно преувеличивал свою неугомонность, намеренно противопоставил его словам Фивершема, которые, как он знал, были правдивы. Этни Юстас вряд ли будет счастлива за пределами Донегола. А значит, даже если бы всё сложилось по-другому, как он деликатно выразился, у него с Этни могли бы возникнуть противоречия. Возможно, именно Фивершем должен жениться на Этни, и никто кроме Фивершема.

Именно так, уговаривал он сам себя по пути, пока из виду не исчезли прочие всадники и дамы в ярких платьях в тени деревьев. Да и сами деревья уступили место взъерошенным мимозам, бурый песок, расстилающийся под ногами стал ярко-медового цвета, а на нем громоздились черные скалы, похожие на куски угля, сверкающие в солнечных лучах, как зеркала. Дюрранс погрузился в мысли о Судане, и тут услышал, как нежный женский голос окликает его по имени. Он встрепенулся и понял, что находится неподалеку от изгороди.

— Как поживаете, миссис Адер? — сказал он, остановив лошадь. Миссис Адер протянула ему руку через ограду. Она жила по соседству в Саутпуле, и была годом или двумя старше Дюрранса — высокая женщина, отличавшаяся красотой каштановых волос и странной бледностью лица. Но в этот момент на ее щеках играл румянец.

— У меня для вас две новости, — сказал Дюрранс. — Первая: Гарри Фивершем женится.

— На ком? — с интересом спросила леди.

— Вы должны знать. Они познакомились в вашем доме на Хилл-стрит, я представил его. И он продолжил знакомство в Дублине.

Миссис Адер уже догадалась, и было ясно, что новость ее обрадовала.

— Этни Юстас! — воскликнула она. — И скоро свадьба?

— Нет никаких причин ее откладывать.

— Я рада, — леди вздохнула как будто с облегчением. — А вторая новость?

— Не хуже первой. Я уезжаю с генералом Грэмом.