Четыре пера (ЛП)

Тяжелая жизнь в «Доме камня» оставила следы на его запавших глазах, и он выглядел старше своих лет. Но это были не единственные изменения, которые заметила Этни. Это, в сущности, не так уж и важно. Ее сердце, хотя она стояла так спокойно и тихо, сжалось от понимания, какие муки он перенес; но она также видела, что он не сердится на нее за четвертое перо, вырванное из веера. Но даже в этот момент ее глаза оставались ясными. Она увидела гораздо больше. Она поняла, что мужчина, спокойно стоящий сейчас перед ней, стал теперь не тем, которого она в последний раз видела в холле Рамелтона. В те дни в его манере была робость, своего рода неуверенность, постоянное ожидание презрения со стороны других мужчин, теперь всё это исчезло.

Теперь он был выдержанным, но не высокомерным, в этом он не изменился. Он прошел через долгие и трудные испытания. И он знал, что выдержал испытания. Она увидела всё это, и ее лицо смягчилось, когда она произнесла:

— Эти годы причинили не только страдания. Они не пропали даром.

Но Фивершем подумал о ее одиноких годах в деревне Гленалла, и подумал как человек, не осознающий, что она больше нигде не захотела бы жить. Он посмотрел ей в лицо и увидел следы прошедших лет. Она не так сильно постарела. Большие серые глаза сияли так же ясно, на щеках по-прежнему горел румянец. Но в ней проявился характер. Она страдала; она познала добро и зло.

— Мне жаль, — сказал он, — шесть лет назад я совершил по отношению к вам большую ошибку, а не следовало бы.

Она протянула ему руку.

— Отдайте его мне, пожалуйста.

И на мгновение он не понял.

— То четвертое перо.

Он вытащил бумажник из пальто и вытряхнул два пера себе на ладонь. Более крупное страусиное он протянул ей. Но Этни сказала:

— Оба.

У него больше не было причин хранить перо Каслтона. Он протянул ей оба пера, как она попросила, и она схватила их и с улыбкой прижала к груди.

— У меня теперь четыре пера, — сказала она.

— Да, — ответил Фивершем, — все четыре. Что вы собираетесь с ними делать?

Улыбка Этни переросла в смех.

— Делать с ними! — воскликнула она. — Я ничего не собираюсь с ними делать. Я сохраню их. Для меня большая гордость — хранить их.

Она хранила их, как когда-то сохранила портрет Гарри Фивершема. По утверждению Дюрранса, женщины любят хранить память о каких-либо событиях и живут этим, оглядываясь назад. Фивершем, во всяком случае, бросил бы перья и втоптал их в дорожную пыль; они сделали свое дело. Они больше не служат укором, больше не нужны для воодушевления, они стали никчемными. Однако Этни крепко держала их в руке; ей они были дороги.

— Полковник Тренч был здесь две недели назад, — сообщила она. — Он сказал, что вы вернете мне перо.

— Но он не знал про четвертое перо, — сказал Фивершем. — Я не говорил ни одному человеку, что оно у меня.

— Нет. Вы рассказали полковнику Тренчу в свою первую ночь в «Доме камня» в Умдурмане. Он рассказал мне. У меня больше нет к нему ненависти, — добавила она, но без улыбки и совершенно серьезно, как будто это важное заявление требовало осторожного признания.

— Я рад, — сказал Фивершем. — Он мой лучший друг.

Этни немного помолчала. Потом она спросила:

— Интересно, вы не забыли, как мы ехали из Рамелтона домой, когда я пришла за вами с причала? Мы были одни в двуколке и говорили...

— О друзьях, которых считаешь друзьями с первого мгновения, и с кем как будто знаком, хотя никогда раньше не видел, — перебил Фивершем. — В самом деле, я помню.

— И кого никогда не теряешь, даже если его нет рядом или он умер, — продолжила Этни. — Я сказала, что всегда можно быть уверенным в таких друзьях, а вы ответили...

— Я ответил, что люди иногда ошибаются, — опять перебил Фивершем.

— Да, и я согласилась. Я сказала, человеку может казаться, что ошибается, и он может думать так долгое время, но в конце концов поймет, что не ошибался. Я часто думала об этих словах. Я отчетливо вспомнила их, когда капитан Уиллоби принес первое перо, и с большим раскаянием. Я опять отчетливо вспомнила о них сегодня, хотя в моих мыслях не было места раскаянию. Я была права, понимаете, и должна была твердо придерживаться своей веры. Но не сделала этого. — Ее голос немного задрожал, и, умоляя, она продолжила. — Я была молода и очень мало знала. Даже не представляла, насколько. Я судила с поспешностью, но сегодня я понимаю.

Она открыла ладонь и некоторое время смотрела на белые перья. Затем она повернулась и вошла в церковь. Фивершем последовал за ней.

Глава тридцать вторая

В церкви Гленаллы

Этни села на уголок скамьи рядом с проходом, и Фивершем занял место рядом с ней. В крошечной церкви было очень тихо и спокойно. Дневное солнце сияло сквозь верхние окна и создавало золотую дымку около крыши. Природные летние шорохи плавно проникали через открытую дверь.

— Я рада, что вы вспомнили нашу поездку и наш разговор, — продолжила она. — Для меня очень важно, чтобы вы помнили. Потому что хотя вы вернулись ко мне, я хочу отослать вас обратно. Вы будете одним из отсутствующих друзей, которых я не потеряю, даже если их нет рядом.