Четыре письма о любви

– Каждый день! Она сказала – он может либо сам присматривать за лавкой, либо вовсе ее закрыть, ей наплевать: она все равно поедет с нами на прогулку.

– Молодец, дочка!

– Она умеет водить его фургон. Мы ездили в Утерард [27].

– Здо́рово!

– В общем, мы уехали и не возвращались до тех пор, пока… Правда, за это время нам все же пришлось несколько раз съездить в город, да, Ник?..

– Кстати, об Исабель… Она, часом, не собирается нас навестить? Она ничего не говорила? – На мгновение Мьюрис позволил образу дочери встать перед своим мысленным взором, и вместе с ним в его душе пробудилась мысль или, скорее, фантазия, как было бы замечательно, если бы вся семья снова собралась на острове в полном составе – единая, дружная, неподвластная разъедающему влиянию времени. Едва родившись, эта фантазия захватила его; она была как весенняя река, которая стремительно несла его – невольного пассажира чувств – все дальше в счастливое и несбыточное будущее.

– Вы, мальчики, пойдите погуляйте, дайте отцу спокойно попить чаю. Еще успеете наговориться. Ступайте, ступайте… только сначала приведите себя в порядок, а то, глядя на вас, можно подумать, будто в Голуэе нет воды для умывания!

И, выпроводив молодых людей из кухни, Маргарет стала накрывать стол для мужа.

– Ну и зачем ты все время о ней вспоминаешь? Она ведь уехала совсем недавно! Девочка только-только вышла замуж, а ты уже спрашиваешь, когда она вернется! Ну что у тебя за привычка, вечно ты строишь из себя дурака!.. – Ее голос был резким и прерывистым, словно молчание было стеклянной пробкой у нее во рту, и сейчас она выплевывала ее осколки. Взяв с плиты чайник, Маргарет поставила его перед мужем. – К Коману небось заходил?!

– Заходил.

– И это вместо того, чтобы поскорее идти домой, повидаться с сыном!

– Я же знал, что ты захочешь расспросить их без помех.

– Я не стала ничего спрашивать. Все время, пока их не было, я молилась только об одном – о том, чтобы Шон не вернулся назад в инвалидном кресле. Мало ли что могло с ним случиться в этом Голуэе! Все пять дней я только и знала, что молилась, все коленки себе протерла, а ты?.. Это ведь ты захотел, чтобы Шон поехал повидаться с сестрой. И всегда-то ты торопишься, неужто так трудно было хоть немножечко подождать?

– Слушай, хватит, а?..

– Хочешь, я скажу тебе, почему ты так настаивал на этой поездке? Я-то знаю – почему! Ты небось думал, что это заставит ее вернуться. Нет уж, не отпирайся – я тебя давно знаю, знаю все твои странные фантазии и выдумки! Я знаю…

– Да что с тобой сегодня?! Ради бога, Маргарет, что?!.

– Ничего. – Она снова прикусила нижнюю губу, покрепче сжав ее зубами. Вот так оно и бывает, думала Маргарет. Стоит на секундочку открыть рот, и все, что ты хотел сохранить в тайне, тотчас вылетает наружу. Отвернувшись, она принялась тереть жирную сковороду, а Мьюрис пил чай, чувствуя, как с каждым глотком улетучивается навеянное виски хорошее настроение. Сейчас он был похож на воздушный шар, из которого вышел весь воздух, и Маргарет, поглядев в окно на чеканное голубое небо, пожалела о том, что была с ним слишком резка́. Достав из духовки яблочный пирог, она отрезала мужу длинный и широкий кусок, полив его сливками – не слишком обильно, чтобы у него не сделалось плохо с сердцем.

– На-ка, попробуй. К сожалению, яблоки еще немного кисловатые.

– Спасибо. Я уверен – пирог просто замечательный.

Мьюрис принялся за еду, и атмосфера в кухне понемногу сделалась менее напряженной. Наконец он сказал:

– Ты не будешь возражать, если вечером мы втроем сходим в паб Комана… ненадолго? Люди хотят видеть Шона, не можем же мы прятать его бесконечно. Да и ты тоже могла бы пойти с нами – тебе не мешало бы развеяться.

– Нет уж. – Маргарет на мгновение разжала зубы, отпустив закушенную губу. – Идите без меня, так вам будет веселее. Только возвращайтесь не очень поздно, ладно?..

– Ладно. – Мьюрис поднялся и отер с губ крошки тыльной стороной ладони. – Пирог был преотличный, миссис Гор, – добавил он, протягивая ей пустую тарелку. – Как всегда.