Четыре письма о любви

Прошел всего час, а воспоминания уже обступили ее со всех сторон. Или, точнее, это прежняя Исабель окружила со всех сторон Исабель нынешнюю. Каждый предмет она доставала как сокровище, как драгоценный обломок давнего кораблекрушения и раскладывала их на кровати, на стуле и даже на полу, так что в конце концов спальня превратилась в музей ее прошлой жизни. Чем больше Исабель опустошала ящики комода, тем сильнее ей казалось, что сегодня она подводит некий итог: что девочка, которую она вызвала из небытия с помощью старой одежды, давно перестала быть ею, и что уже сейчас она оглядывается на нее, как на кого-то незнакомого и чужого. В конце концов Исабель достала большой пластиковый мешок и до отказа набила его своим прошлым. Потом – еще один, и еще… Ей не хотелось ничего оставлять, и она как попало совала в них и свои старые школьные сочинения, и орфографические диктанты, и любимые когда-то кофты, которые ее мать убрала в надежде на какие-то неведомые «лучшие времена». Наконец спальня стала похожа на голую, выровненную бульдозером стройплощадку, лишь в углу валялись раздувшиеся черные мешки. Работа была закончена, и Исабель без сил растянулась на кровати.

Ну вот, думала она, с этим покончено.

За окнами – впервые за неделю – пошел дождь. Он начался, как это часто бывало, в половине четвертого воскресенья, укутав весь остров словно плотной темной шалью. С Большой земли это, должно быть, выглядело так, будто сами небеса опустились на крошечный, исхлестанный морем каменистый клочок суши и беззвучно укрыли за широкими серыми полотнищами тайны и секреты, известные лишь островитянам. Поднявшийся ветер пригоршнями швырял дождевую воду в передние окна, и Маргарет, домыв оставшуюся после обеда посуду, ненадолго вышла из кухни, чтобы выжать промокшее полотенце, которым была заткнута щель парадной двери. Потом, видя, что ее муж погрузился в уютное тепло воскресного послеобеденного сна, она тихонько постучала в дверь спальни дочери.

– Исабель?..

Маргарет вошла внутрь и вздрогнула от тревоги, увидев собранный чемодан и пластиковые мешки.

– Что с тобой, тебе нездоровится?

– Завтра я возвращаюсь в Голуэй.

– Возвращаешься?

– Я собрала свою старую одежду. Предложи соседям, может, кому-то что-то пригодится. А в другом мешке просто старье, которое нужно сжечь.

Маргарет посмотрела на мешки в углу и машинально кивнула в знак согласия, хотя прекрасно знала: не пройдет и двух дней после отъезда Исабель, как она снова достанет и переберет сложенные в них вещи, каждая из которых напоминала ей о дочери, а потом спрячет их в крошечной комнатке под самой крышей, которая служила им чуланом.

Она осторожно присела на краешек кровати.

– Ты сказала папе? – спросила Исабель.

– Да. Я подумала, что так будет правильно. Он очень рад за тебя, дочка.

– Мне он ничего не говорил.

– Ну ты же его знаешь. Ему нужно время, он не может так, сразу… Конечно, для него это было довольно неожиданно, к тому же я сказала, что ты сама пока точно не знаешь… – Маргарет пристально взглянула на дочь, вытянувшуюся на кровати, которая была ей коротка. – Или… знаешь?

– Не знаю. Я знаю только, что мне его не хватает, – ответила Исабель.

– Понятно.

Исабель не стала говорить, что теперь, после проведенной на острове недели, свадьба кажется ей неизбежной, что она не видит способа повернуть события вспять и что долгий роковой путь, начавшийся много лет назад на утесе на западном побережье острова, в конце концов привел ее к решению соединить свою судьбу с Падером О’Люингом. В комнате было уже полутемно, и точно такие же сумерки сгущались между матерью и дочерью; невысказанные предупреждения и советы Маргарет как будто висели в плотном полумраке спальни, что же касалось Исабель, то ее мозг окончательно отупел под тяжестью несбывшихся надежд и разочарований прошедшей недели. Говорить было не о чем. Чуда не случилось, и все вопросы так и остались без ответов. В конце концов мать и дочь вместе вышли в кухню, чтобы приготовить чай и покормить Шона. Остаток окропленного дождем вечера обе провели, старательно избегая всего, что могло бы привести к спору.

В тот день Исабель отправилась спать раньше родителей. Уже лежа в постели, она в последний раз попросила Бога, чтобы Он дал ей знак до того, как завтрашним утром она сядет на паром и вернется на Большую землю. Почему-то ей казалось, что здесь, на острове, ответ придет скорее, чем в суете города; кроме того, Исабель хотела, чтобы он был недвусмысленным и ясным – таким, чтобы она сразу поняла, что́ ей делать дальше, поэтому долго лежала без сна. Она слышала, как, шурша шлепанцами, мать ушла в родительскую спальню и как часом позже щелкнул замок на входной двери, когда вернулся из паба отец. Дом ненадолго затих, а потом огласился храпом и другими ночными звуками, которым, впрочем, было не под силу заглушить чуть слышный вечный шепот моря.