Четыре птицы

Одета небрежно и просто,

С копной непослушных волос,

Поэзия – ведьма-подросток,

Что знает ответ и вопрос.

Ей чуждо кривлянье, кокетство.

Не танцы, а бури в мечтах,

И хрупкая чувственность детства

Дрожит у неё на губах.

Луна в её грёзах, как в сказке,

Короною в кроне дрожит,

И воронов чёрные маски

Её стерегут рубежи.

А взор по-охотничьи хваткий —

Вся дикость и дерзость она.

Но женственность в гибкой повадке,

Уже несомненно видна.

И в той же томительной дрёме,

Как феникс, сгорая в угли,

Праматерь в любовной истоме

Свершает заклятье Земли.

Ты

Ты похожа на шорох листвы под окном,

На магический шёпот волны,

На пролившийся дождь на безводье сухом

И на песню среди тишины.

Ты похожа на тёплого дня благодать

И на тёмный лесной водоём.

На слова, что мы будем друг другу шептать,

Во Вселенной оставшись вдвоём.

Зайка

Белые джинсы, короткая майка,

Трусики «Танго», голый пупок —

С виду – такая пушистая зайка,

В сердце – безжалостный волк.

Зайка пушистая, вовсе не злая,

И ничего в этом гадкого нет:

Голод её изнутри выжигает —

Каждому зверю нужен обед.

Что ж, я смотрю, не могу оторваться,

Надо б в кусты сигануть,

Так ведь добычей легко оказаться,

И не успеешь моргнуть!

Ангелы

Их тонки запястья, лопатки остры,

Они о политике мне говорят,

Они в моем сердце разводят костры,

И льют в меня сладкий желания яд.

И нежность их взглядов не передать,

Добры и спокойны их лица,

Нельзя изменить, раз нельзя обладать,

Их близость, как в небе зарница.

Ведь сколько бы в сети я их не ловил,

Не жжёт их огонь вожделенья,

Они мне прощают козлиный мой пыл,

И терпят мои нападенья.

Наверное, чтоб умереть я не мог,

Остался на этой планете,

Надежду опять посылает мне Бог.

Хватаю – в руках только ветер.

Мгновенно вспорхнула, и вот её нет,

Растаяла в волнах заката,

А воздух встревожен, и в воздухе след

Нездешних высот ароматов.

Как-то в Чеховской библиотеке

Как-то в Чеховской библиотеке

Я в буфете тянул коньяк,

В молодом двадцать первом веке

Среди классиков – старый дурак.

Рядом пили толстые тётеньки,

А я думал, уже в стихах:

Разве бывают у ангелов родинки,

Или ямочки на щеках.

Боль втыкала в сердце кинжалы,

Я разглядывал профиль твой,

И реальность слегка дрожала

Тонкой розовой кисеёй.

Недоступная, незнакомая,

Отражалась в бедре стекла.

А потом нас Лена Пахомова

Всех на улицу прогнала.

Улыбка грешницы