Оборвалась за отсутствием объекта История; цивилизации, о которой она рассказывала, пришел конец.
"В это мгновение началась и окончилась война… Бомбардировка закончилась, как только самолеты, мчась со скоростью пять тысяч миль в час, приблизились к цели и приборы предупредили о ней пилотов. И столь же молниеносно, как взмах серпа, окончилась война… Город поднялся на воздух. Казалось, бомбы и город поменялись местами. Еще одно невероятное мгновение — новый, неузнаваемый, с неправдоподобно высокими зданиями, о каких не мечтал ни один строитель, зданиями, сотканными из брызг раздробленного цемента, из блесток разорванного в клочки металла, в путанице обломков, с переместившимися окнами и дверями, фундаментом и крышами, сверкая яркими красками, как водопад, который взметнулся вверх, вместо того чтобы низвергнуться вниз, как фантастическая фреска, город замер в воздухе, а затем рассыпался и исчез".
И еще один абзац, из другой книги:
"…Там, за окном, за раскалившимися стенами лежала мертвая планета. Ее убили в самый разгар весны, когда на деревьях едва проклюнулись листочки и в норах только что появились крольчата. Теперь нигде ни единого зверя. Ни одной птицы. Даже насекомых. Только сожженная Земля. Жилища обратились в пепел. Лишь кое-где торчат обуглившиеся, искореженные колья, вчера еще бывшие деревьями. И на развалинах мира — горсточка людей, возможно, оставленных в живых в качестве подопытных морских свинок, необходимых для какого-то гигантского эксперимента. Незавидная доля. В этой всемирной гигантской мертвецкой осталось всего несколько работающих легких, перегоняющих воздух. Несколько живых сердец, перегоняющих кровь. Несколько мыслящих голов. Мыслящих. Но во имя чего?.."
Двадцать лет разделяют произведения, из которых взяты эти фрагменты. Обе книги хорошо знакомы нашему читателю — это романы "451° по Фаренгейту" Рэя Брэдбери и "Мальвиль" Робера Мерля. Прошли десятилетия, но эстафетную палочку тревоги по-прежнему крепко сжимает рука писателя-фантаста.
И совсем удивительная перекличка с тем фрагментом из уэллсовского "Освобожденного мира", что был процитирован выше! Уэллс — Брэдбери — Мерль. 1914 — 1955 — 1975… Не прошло и полувека. И если Уэллс лишь фантазировал, то Брэдбери мог познакомиться с материалами, описаниями очевидцев бомбардировки Хиросимы и Нагасаки. А спустя двадцать лет появится "Мальвиль", в котором за некоей "литиевой" бомбой уже ясно виднеется вполне реальная — нейтронная. И вот что знаменательно: Брэдбери говорит только о городе, поднявшемся на воздух, Мерль — уже о "планете, которую убили в самый разгар весны"…
В западной фантастике пятидесятых годов тема третьей — и последней — мировой войны была едва ли не самой популярной. Тут всего намешалось понемногу — и панического ужаса, и осознанного протеста; да и чисто прагматический нюх безошибочно подсказывал ремесленникам, что тема не выдохнется ни через месяц, ни через год.
Конвейер книжного рынка, особенно американского, с его культом бодрящего оптимизма, быстро приспособился к нестандартной новой продукции и, перемолов ее, начал штамповать промышленными партиями. И случалось, голос честных художников заглушался шумом коммерческого прибоя, выбрасывающего на прилавки волны сработанных под копирку "концов света".
А ведь голос этот, дойди он до ума и сердца читателей фантастики во всем мире, мог бы принести пользу, и очень большую. И приносил. Вспомним врезавшуюся в память брэдбериевскую новеллу "Будет ласковый дождь". Писатель написал этот реквием по ушедшему человечеству и оставшейся "жить" технике в годы, когда и слов таких не знали — нейтронная бомба. Но как угадан символ и как он ко времени сейчас.
Брэдбери принадлежат слова: "Мы не описываем будущее — мы его предотвращаем". Действительно, подробно разъяснять, каким быть облику грядущего, — дело все-таки ученых-социологов, историков, философов и экономистов. А вот вывести передовую человеческую мысль на "цели", существование которых допустить не должно, научная фантастика в состоянии. У нее в арсенале нет столь мощных прожекторов, способных высветить всю дорогу целиком, по крайней мере, до ближайшего поворота — пусть этим занимается наука. Но убрать из-под ног колючки и заметить вовремя ловушки писатели-фантасты могут.
После Хиросимы речь уже не шла о колючках и булыжниках, чреватых занозами и синяками; впереди был обрыв, пропасть, из которой не выбраться. Прогрессивная мировая фантастика заметно посерьезнела, отбросила даже свои обычные "если", не оставив человечеству иных вариантов, кроме выбора: или — или.