Четыре сестры

Ровно в середине тремоло в ми-миноре пронзительный вопль – до третьей октавы – вырвался из горла Энид. Девочка в ужасе уставилась в ближайшее окно. Увидев то, на что она смотрела, Шарли и Женевьева едва удержались, чтобы тоже не завопить.

Сквозь запотевшие стекла виднелась растрепанная голова ярко-красного цвета, которая колыхалась и подергивалась. Рука в митенке подползла, точно зеленый тарантул, и постучала в стекло.

– Это… что? – пробормотала Шарли.

Женевьева цокнула языком.

– Тьфу ты… Совсем забыла. Вчера я пригласила ее на чай.

– Господи. Это ведьма из «Белоснежки»?

– Всего лишь Валериана, тетя нашей соседки.

– Если она продаст тебе красные яблоки, лучше не ешь их.

Энид посмотрела на старшую сестру с легкой тревогой. Женевьева открыла застекленную дверь, и ноябрьский ветер ворвался в дом с шелестом листьев. В проеме появилось лицо тети Валерианы с улыбкой до ушей, напудренное ярко-оранжевой пудрой и с кошмарными розовыми тенями под густыми бровями. Она поправила размотанную ветром шаль и закуталась в нее до самого носа.

– Здравствуйте! Здравствуйте! – заблеяла она. – Ну и ветрище! Не знаешь, как удержаться на ногах!

– Входите, – любезно пригласила Женевьева. – Энид, поставь чайник, пожалуйста!

Дама была не одна. За ней, поднимаясь по вересковому откосу, шла синяя от холода Мюгетта. Она вошла в дом следом за тетей. Тетя присела на край скамеечки у камина. Цепко взяв племянницу за локоть, она силой поставила ее перед очагом, где еще потрескивали угли.

– Ты вся дрожишь, – проворчала она. – Подожди, я дам тебе капельку…

Она стала рыться в сумке. Шляпа сползла на лоб. Энид заключила сама с собой пари. Упадет – не упадет? Когда? Куда?

Шляпа не упала, несмотря на дерганые движения дамы. Никто так и не узнал, какую капельку она искала, потому что она вдруг отвлеклась и подняла палец:

– Чайник свистит!

Чайник и не думал свистеть. В доме было тихо, и девочки всерьез задавались вопросом, что у нее со слухом. Мюгетта за ее спиной постучала себя по лбу, давая понять, что у бедняжки неладно не со слухом, а с головой. Шарли, Женевьева и Энид понимающе покивали.

– Какой красивый дом! – воскликнула тетя. – Эти голубые занавески!

Занавески были при последнем издыхании, засиженные насекомыми, поблекшие от света и уж точно не голубые. В лучшем случае бежевые.

– А этот зеленый диван! Под цвет скатерти! Какой великолепный вкус!

И правда бедняжка. Зеленый диван был оранжевым и не имел ничего общего со скатертью, расшитой ананасами.

– Вы далматичка? – спросила Энид.

– Прости? – поперхнулась дама.

– Хотите печенья? – вмешалась Шарли. – Женевьева? Оно в буфете.

Но Энид стояла на своем.

– Далматичка! – отчеканила она. – Как Тадде Шампуле у нас в школе. Он не различает цвета.

– Дальтоничка, – поправила Мюгетта. – Тетя Валериана отлично различает цвета. Но иногда путает их названия.

– Кекс? – предложила Женевьева, разливая чай по чашкам.

– Высморкайся, – вдруг приказала тетя племяннице. – Иначе будешь кашлять. – Она повернулась к девочкам. – Все стекает из горла прямо в бронхи, а потом кхе-кхе-кхе всю ночь…

Тут она сама поперхнулась и раскашлялась. Достав из рукава носовой платок, прижала его ко рту. Все с тревогой смотрели на нее.

– Дайте ей воды, – серьезно попросила Мюгетта.

Складки шали колыхались, кашель накрыл тетю с головой, душил ее, не давая говорить. По ее щекам текли оранжевые и розовые слезы.

– Мадам! – испугалась Женевьева. – Что с вами?

– Ничего страшного, – невозмутимо отозвалась Мюгетта. – С ней бывает. Это ее подагра.

– Подагра? – удивилась Шарли. – При чем здесь…

Тетя Валериана как будто пыталась что-то выговорить, но из горла вырывались только утробные звуки. Ее большая грудь казалась извергающимся вулканом. Яблочные глаза стали малиновыми, она замахала митенками у себя под носом.

– Она обмахивается, – заметила Шарли, – сейчас что-то скажет.

– Не может, она задыхается, – сказала Женевьева.

– Ее тошнит, – перевела Мюгетта.

Все ошеломленно уставились на тетю. Она поднесла к губам скомканный конец шали. Потом вскочила, икнула и кинулась прямиком в кухню, откуда вскоре донеслись урчанье, пыхтенье, бульканье, фырканье, хлюпанье, плеск и ультразвуки.

Наверху Макарони показалось удивленное лицо Беттины.

– Что за шум?

– Ничего, – ответила Мюгетта ровным голосом. – Тетю Валериану тошнит.

– В кухне, – со вздохом уточнила Шарли.

Между прутьями перил хорошенький ротик Беттины искривился в гримасе отвращения.

– Она что, блюет? В кухонную раковину?

* * *

– Поверить не могу! Она блеванула у вас на кухне?

– Да нет. Просто рыгала.

Ржание, которое издали Дениза и Беотэги, вполне могло бы быть смехом. Венера Уэдрауго, директриса коллежа, проходившая поблизости, метнула на Беттину леденящий взгляд.

– Что за наряд, Верделен? И что вы сделали с волосами?

– Покрасила хной, мадам.

– В следующий раз читайте инструкцию. И используйте таймер. А эти колготки и эта юбка…

Она показала пальцем на тигровые колготки и юбку из синели, высокохудожественные лоскуты которой потребовали двух с четвертью часов напряженной работы.

– У вас дома наверняка будут рады пополнить запас половых тряпок…