Четыре сезона

Зрачки Морриса расширились.

Он долго лежал, боясь пошевелиться. Он забыл о Лидии, Денкере, Патэне, забыл обо всем на свете и затаил дыхание, боясь спугнуть вспыхнувшую надежду. Он чувствовал покалывание в обеих ногах, но в правой сильнее. Обычно про такое говорят: «колет иголками».

Моррис потянулся к кнопке вызова и жал на нее до тех пор, пока не прибежала сестра.

Она попыталась разуверить его, намекнув, что ему, наверное, показалось. В ее практике такое уже не раз бывало. Доктора сейчас нет, а беспокоить его дома она не хотела. Доктор Кеммельман и так отличался несносным характером, а уж если его потревожить дома… Но Моррис не унимался. Уравновешенный по натуре, сейчас он был готов закатить настоящий скандал. По-

беда любимой команды – это раз, Лидия растянула связки – это два. Значит, должно быть и три! Это же очевидно!

Наконец сестра привела практиканта – молодого человека по имени доктор Тимпнелл. На голове у него была огромная копна волос, стриженных, судя по всему, газонокосилкой с тупыми лезвиями. Доктор Тимпнелл достал из кармана белых брюк швейцарский нож, открыл лезвие с отверткой и провел ее кончиком по пятке правой ноги Морриса. Пятка не сжалась, но пальцы точно дернулись – никаких сомнений! У Морриса из глаз брызнули слезы.

Ошеломленный Тимпнелл присел на кровать и успокаивающе похлопал его по руке.

– Такое иногда случается, – сказал он, опираясь, видимо, на свой шестимесячный опыт практикующего врача. – Заранее никто этого знать не может, но иногда подобное происходит. Похоже, у вас как раз тот самый случай.

Моррис кивал, глотая слезы.

– Судя по всему, ваш паралич не является полным, – продолжал Тимпнелл, похлопывая Морриса по руке. – Но я не знаю, насколько удастся восстановить двигательные функции. Думаю, что и доктор Кеммельман тоже этого не скажет. Вам предстоит длительный курс физиотерапии, причем довольно болезненный… Но по сравнению с тем, что могло бы быть… в общем, вы меня понимаете.

– Да, – подтвердил Моррис сквозь слезы. – Я понимаю. Слава Богу! – Вспомнив о своем заявлении Лидии, что Бога нет, он залился краской.

– Я сообщу доктору Кеммельману, – пообещал Тимпнелл на прощание и поднялся.

– А вы не могли бы позвонить моей жене? – попросил Моррис. Несмотря на ее занудство и причитания, он все-таки к ней что-то испытывал. Может, даже любовь, хотя трудно представить, чтобы это чувство уживалась с неизменно посещавшим его желанием свернуть ей шею.

– Да, конечно. Сестра, вы не будете так любезны…

– Конечно, доктор, – кивнула она, и Тимпнелл с трудом сдержал улыбку.

– Спасибо! – поблагодарил Моррис, вытирая глаза бумажной салфеткой из пачки на тумбочке. – Огромное спасибо!

Тимпнелл вышел из палаты. Пока они разговаривали, мистер Денкер проснулся. Сначала Моррис хотел извиниться за шум, но потом решил, что не стоит.

– Насколько я понял, вас можно поздравить, – сказал мистер Денкер.

– Жизнь покажет, – ответил Моррис, как и доктор Тимпнелл, едва сдерживая улыбку. – Жизнь покажет.

– В жизни все так или иначе образуется, – туманно заметил Денкер и включил пультом телевизор. Было без четверти шесть, и они застали конец эстрадного представления «Хи-хоу», а потом начались новости. Безработица росла, а темпы инфляции замедлились. Последние опросы службы Гэллапа показывали, что если бы выборы проходили сейчас, то Джимми Картер проиграл бы четырем республиканским кандидатам. После убийства чернокожего ребенка в Атланте снова вспыхнули расовые волнения (только через полгода полиция заподозрит, что череда подобных убийств – дело рук маньяка), которые комментатор назвал «Ночью насилия». В блоке местных новостей сообщили об убийстве неизвестного мужчины, труп которого обнаружили в саду возле Сорок шестого шоссе. Его зарезали и забили дубинкой.

Около половины седьмого позвонила Лидия. Доктор Тимпнелл выразил осторожный оптимизм. Лидия же была им преисполнена. Она поклялась обязательно навестить мужа на следующий день, даже если это убьет ее. Моррис сказал ей, что любит ее. В тот момент он любил абсолютно всех: Лидию, доктора Тимпнелла с его немыслимой прической, мистера Денкера и даже молоденькую санитарку, которая принесла ужин, едва он повесил трубку.

В больничном меню на сей раз были рубленый бифштекс, картофельное пюре, салат из моркови с горошком и небольшая порция мороженого на десерт. Санитарку – застенчивую девушку со светлыми волосами лет двадцати, работавшую в больнице на добровольных началах, – звали Фелисией. У нее тоже были хорошие новости: ее парень устроился программистом в «Ай-би-эм» и сделал ей официальное предложение.

Мистер Денкер, чья учтивая обходительность вызывала неизменные симпатии медсестер и санитарок, искренне за нее порадовался:

– Просто чудесно! Пожалуйста, присядьте и расскажите нам все самым подробным образом. Все-все-все, ничего не утаивая!

Фелисия, покраснев, улыбнулась и сообщила, что, к сожалению, никак не может:

– Нам надо раздать еду пациентам в этом крыле, а потом в другом. А уже половина седьмого!

– Тогда завтра вечером. И никаких отговорок! Мы настаиваем, правда, мистер Хайзел?