Четыре сезона

– Да-да, конечно. Но я все-таки разговаривал с человеком, который представился дедушкой Тодда. Сейчас, конечно, это не важно, но мне бы хотелось убедиться, что это были не вы. Я отниму у вас буквально несколько минут, тем более что обещал вернуться домой к ужину.

– Уж чего-чего, а свободного времени у меня сейчас сколько угодно, – с грустью отозвался Боуден. – Я буду дома весь день. Приезжайте.

Эд поблагодарил его и, попрощавшись, повесил трубку. Потом присел на край кровати и задумчиво уставился на телефон. Через некоторое время он встал и вытащил из куртки пачку сигарилл «Филлис». Нужно идти на семинар, иначе его обязательно хватятся. Он закурил, чиркнув спичкой из коробки с логотипом отеля, и аккуратно положил ее в пепельницу с таким же логотипом.

Сказав Боудену, что за давностью лет это все не имеет значения, Эд покривил душой – для него это было важно. Он не привык, чтобы его водили за нос ученики, и чувствовал себя уязвленным. Теоретически еще оставалась возможность, что Боуден страдал старческим маразмом, но собеседник отнюдь не производил такого впечатления. И сам Френч тоже был в здравом уме.

Неужели Тодд Боуден провел его?

Такая возможность не исключалась. При своих способностях Тодду не составило бы труда провести любого. Он запросто мог подделать подпись родителей в табеле с двойками. Двоечники нередко проявляли недюжинные способности к мошенничеству, когда получали плохие табели. А отметки за вторую и

третью четверти можно исправить, чтобы показать родителям, а потом аккуратно восстановить прежние, и классный руководитель ничего не заподозрит. Конечно, такая двойная подтирка при внимательном рассмотрении была бы замечена, но на одного учителя приходилось в среднем шестьдесят учеников, так что до первого урока преподаватели с трудом успевали даже бегло просмотреть сданные табели, чтобы убедиться: родители их видели и расписались.

Что же до общего количества набранных за учебу баллов, оно оказалось очень даже приличным, поскольку Тодд компенсировал неуды хорошей успеваемостью по другим предметам, а за двенадцать четвертей, за которые выставлялись баллы, он отставал лишь на протяжении двух. А многие ли родители находят время зайти в школу и проверить, как на самом деле учатся их дети? Особенно если дети на таком хорошем счету, как Тодд Боуден?

Эд Френч нахмурился, что бывало крайне редко.

Теперь, конечно, все это не очень и важно. Но ему хотелось докопаться до правды. Успехи Тодда в учебе не вызвали сомнений – незаслуженно набрать 94 балла просто невозможно. В газете говорилось, что Тодд собирается продолжить учебу в Беркли. Наверняка родители им очень гордятся, и это понятно. Эд с грустью наблюдал за падением нравов в Америке: люди все чаще стремились преуспеть любой ценой, шли на мошенничество, употребляли наркотики, проповедовали сексуальную вседозволенность. И родителям было чем гордиться, если их ребенок сумел противостоять столь печальным тенденциям.

Даже если Тодд тогда пошел на обман, теперь это было не важно… Но кто, черт возьми, был тем проклятым дедом?

Эта загадка не давала Эду покоя. Кто?! Может, Тодд обратился в местный офис Гильдии актеров кино и повесил там на доске объявление? Что-то вроде «Отстающему ученику требуется актер 70–80 лет, чтобы сыграть роль его деда. Оплата по действующим расценкам гарантируется»? Нет, вряд ли. Какой взрослый решится на участие в подобной афере? И чего ради?

Эд Френч – он же Надсмотрщик, он же Кедоносец, он же Калоша Эд – не находил ответа. А поскольку это действитель-

но было не важно, он затушил сигариллу и направился на семинар. Но на душе у него было неспокойно.

На следующий день он поехал на Ридж-лейн и имел продолжительную беседу с Виктором Боуденом. Они обсудили разные сорта винограда, трудности мелких торговцев, которые могли конкурировать с сетевыми супермаркетами, положение заложников в Иране (тем летом это обсуждали все) и даже политический климат в Южной Калифорнии. Мистер Боуден предложил Эду выпить бокал вина. Тот с удовольствием согласился, хотя было всего десять сорок утра. Виктор Боуден походил на Питера Уимзи не больше, чем пулемет на дубинку. Он говорил без всякого акцента, запомнившегося Эду, и оказался довольно тучным, а старик, выдавший себя за деда Тодда, отличался болезненной худобой.

Перед отъездом Эд сказал:

– Буду вам очень признателен, если вы не станете рассказывать о моем визите мистеру и миссис Боуден. Наверняка существует какое-то очень простое объяснение… а даже если и нет, то все это уже в далеком прошлом.

– Иногда, – заметил Боуден, поднимая бокал с красным вином и любуясь его насыщенным цветом, – прошлое никак не дает о себе забыть. Иначе зачем люди изучают историю?

Эд неловко улыбнулся и промолчал.

– Но можете не беспокоиться. Я никогда не вмешиваюсь в дела Ричарда. И Тодд – хороший мальчик. Один из лучших учеников, разве не так?

– Вы абсолютно правы, – согласился Эд и попросил еще вина.

23

Сон Дюссандера был неспокойным – его мучили ночные кошмары.