Четыре сезона

– Об этом вы узнаете позже, но я не радикал. Далеко не радикал. Я тот, кто задерживает на пять минут моего следующего пациента.

– О, прошу прощения. – Она быстро встала, запихивая толстую брошюру в сумочку.

– Ничего.

Она набросила легкое пальто, глядя на меня карими глазами.

– Нет, – сказала она. – Вы совсем не радикал. Ну а теперь вы себя чувствуете более… умиротворенно? Я правильно подобрала слово?

– Вполне подходяще, – сказал я. – Это слово мне нравится. Скажите миссис Дэвидсон, чтобы она выписала талон на следующее посещение. Я хочу вас видеть в начале следующего месяца.

– Ваша миссис Дэвидсон меня не одобряет.

– Уверен, что это не так. – Но я никогда не умел врать, и теплота, возникшая между нами, сразу же испарилась. Я не провожал ее до двери кабинета. – Мисс Стенсфилд?

Она обернулась и застыла в ожидании вопроса.

– Вы собираетесь оставить ребенка?

Она окинула меня взглядом, потом улыбнулась той загадочной улыбкой, секрет которой знают только беременные женщины.

– О да, – услышал я в ответ, и она ушла.

До конца этого дня я занимался похожими друг на друга случаями пищевого отравления, ожогов кипятком, вытаскивал кусок металла из глаза и дал направление на госпитализацию моему старому пациенту, у которого, я уверен, была раковая опухоль. Я совершенно позабыл о Сандре Стенсфилд. Элла Дэвидсон напомнила мне о ней, заметив:

– Возможно, она вовсе и не потаскушка.

Я оторвал взгляд от карточки моего последнего пациента. Я изучал ее, ощущая раздражение, которое чувствует большинство врачей, оказавшихся не в силах помочь больному. Мне пришла в голову мысль, что вместо всех этих колонок СУММА К ОПЛАТЕ, ОПЛАЧЕНО ПОЛНОСТЬЮ или ПАЦИЕНТ ПЕРЕВЕДЕН я должен был бы написать ОРДЕР НА СМЕРТЬ. Наверное, с черепом и костями вверху, как на бутылках с ядом.

– Простите?

– Я о вашей мисс Джейн Смит. Она сделала удивительную вещь сегодня утром после того, как записалась на прием. – Поза миссис Дэвидсон недвусмысленно давала понять, что этот поступок она одобряла.

– И что же она сделала?

– Когда я дала ей талон на посещение, она попросила подсчитать ее расходы. Все до единого. Включая роды и пребывание в больнице.

Это действительно вызывало удивление. Не забывайте, что речь идет о 1935 годе, а мисс Стенсфилд, похоже, была предоставлена самой себе. Жила ли она в достатке? Сомневаюсь. Ее платье, туфли и перчатки были красивыми, но она не носила ювелирных украшений. И к тому же ее шляпка явно уже вышла из моды.

– И вы сделали, что она просила?

Мисс Дэвидсон посмотрела на меня так, словно я лишился чувств:

– Сделала ли? Конечно, сделала! И она заплатила всю сумму. Наличными.

Это обстоятельство, по-видимому, больше всего поразило миссис Дэвидсон (самым приятным образом, несомненно), но только не меня. Единственное, чего не могут делать все Джейн Смит этого мира, так это выписывать чеки.

– Она вытащила из сумки бумажник, открыла его и отсчитала деньги прямо на моем столе, – продолжала миссис Дэвидсон. – Затем убрала рецепт туда, где лежали деньги, положила бумажник в сумочку и попрощалась. Совсем неплохо, если подумать о том, как иногда мы вынуждены бегать за их так называемыми «респектабельными» милостями, чтобы они заплатили по счету!

По непонятной причине я почувствовал себя огорченным. Меня не обрадовало то, что Сандра Стенсфилд так поступила, вызвав такую радость у миссис Дэвидсон, не был я доволен и самим собой. Сам не знаю почему. Что-то во всем этом заставляло меня почувствовать собственную неполноценность.

– Но не могла же она заплатить за пребывание в больнице, ведь так? – спросил я. В конечном счете это не имело никакого значения, но мне нужно за что-нибудь зацепиться, чтобы дать выход охватившему меня чувству огорчения. – Разве можно сказать заранее, сколько времени ей придется пролежать в больнице. Или вы читаете будущее, Элла?

– Я ей говорила то же самое, но она спросила, сколько времени в среднем находятся в больнице женщины при отсутствии каких-либо осложнений. Я сказала, что шесть дней. Разве нет?

Я был вынужден признать, что это так.

– Она сказала, что заплатит за шесть дней, а если ей придется пролежать дольше, то внесет дополнительную плату. Но если…

– …если меньше, то мы можем возместить ей лишние расходы, – утомленно закончил я и подумал: Черт бы побрал этих женщин. И тут же рассмеялся. – У нее есть голова на плечах. Невозможно это отрицать. И неплохая голова.

Миссис Дэвидсон позволила себе улыбнуться… И если я в какой-то момент, особенно сейчас, находясь в старческом маразме, начинаю верить, что знаю все о людях, которые меня окружают, то пытаюсь вспомнить эту улыбку. До того дня я готов был поклясться жизнью, что никогда не увижу, как миссис Дэвидсон, одна из самых «правильных» женщин, которых я когда-либо знал, улыбается при мысли о девушке, забеременевшей не в замужестве.

– Голова на плечах? Может быть, доктор. Но она знает свои умственные способности, это уж точно.