– Я никогда вас не обманывала. Вы ни словом не обмолвились о моей беременности до сегодняшнего дня. – Она с любопытством посмотрела на миссис Келли. – Как вы можете говорить, что я вас обманула?
– Я приглашала вас к себе в дом! – вскричала миссис Келли. – Я позвала вас на обед… с моими
В этот момент мисс Стенсфилд рассердилась не на шутку. Так, как, по ее словам, она не сердилась ни разу в жизни. Она прекрасно отдавала себе отчет в том, какую реакцию может вызвать ее положение, когда оно обнаружится, но вы все можете подтвердить, джентльмены, какая разница существует между теорией и ее практическим результатом.
Положив руки на колени, мисс Стенсфилд сказала твердо:
– Если вы намекаете на то, что я когда-нибудь пыталась или могла бы попытаться соблазнить ваших сыновей, это самая грязная и низкая ложь, которую я когда-либо слышала в своей жизни.
Голова миссис Келли дернулась, как от пощечины. Две женщины мерили друг друга взглядом, разделенные письменным столом. В комнате чувствовался слабый запах цветов. Это мгновение, как показалось мисс Стенсфилд, длилось бесконечно долго.
Затем миссис Келли рывком открыла ящик стола и достала темно-желтый чек. Показывая зубы, словно откусывая каждое слово, она сказала:
– Когда сотни порядочных девушек ищут работу в нашем городе, не думаю, что мы нуждаемся в услугах какой-то проститутки, дорогая.
Она сказала мне, что именно это презрительное «дорогая» окончательно вывело ее из себя. Миссис Келли, с широко раскрытыми глазами и открыв рот наблюдала, как мисс Стенсфилд, сцепив пальцы с такой силой, что на них появились синяки (они уже побледнели, но все еще были заметны, когда она пришла ко мне первого сентября), начала с шумом выдыхать воздух сквозь плотно сжатые зубы.
Вряд ли эту историю можно было назвать забавной, но я не удержался от смеха, и мисс Стенсфилд присоединилась ко мне. Миссис Дэвидсон заглянула в кабинет – наверное, чтобы убедиться, что мы не надышались закисью азота, – и закрыла за собой дверь.
– Это единственное, что я могла
Мы снова рассмеялись, а потом она стала серьезной.
– Все уже позади, и мне сейчас даже немного жаль ее – или, может быть, я веду себя чересчур высокомерно?
– Вовсе нет. Я просто удивлен, что вы можете испытывать сейчас такие чувства.
– Можно я покажу вам то, что купила на выходное пособие?
– Конечно, если вы этого хотите.
Она открыла кошелек и вынула маленькую плоскую коробочку.
– Я купила это в ломбарде, – сказала она. – За два доллара. Это был единственный момент за все время этого кошмара, когда я действительно почувствовала стыд. Разве это не странно?
Она открыла коробочку и положила на стол, чтобы я смог увидеть ее содержимое. В ней лежало обычное обручальное кольцо.
– Я буду делать все как нужно, – сказала она. – Я снимаю комнату в доме, который миссис Келли назвала бы «добропорядочным пансионом». Моя хозяйка добра ко мне… но миссис Келли тоже была добра и дружелюбна. Я думаю, она может в любой момент попросить меня съехать, и боюсь, что, если я попрошу ее вернуть деньги, которые заплатила вперед, она рассмеется мне в лицо.
– Но это будет незаконно. Есть суды и адвокаты, которые помогут вам…
– Суды – это мужские клубы, – ответила она с уверенностью в голосе, – не способные с пониманием отнестись к женщине в моем положении. Может быть, я сумею получить назад мои деньги, а может быть, и нет. В любом случае, все расходы и неприятности вряд ли стоят сорока семи долларов или около того. И впредь я намерена стать более практичной. Я приметила одно местечко в нижней части Вилледжа. Это, правда, третий этаж, но комната чистая и стоит на пять долларов в месяц дешевле, чем та, которую я снимаю в настоящий момент. – Она вытащила кольцо из коробочки. – Я надела его, когда хозяйка показывала мне комнату.
Она надела его на третий палец левой руки с легким выражением неприязни, в котором, как мне кажется, не отдавала себе отчета.
– Вот так. Теперь я миссис Стенсфилд. Мой муж был водителем грузовика, он погиб в аварии на автостраде Питсбург – Нью-Йорк. Ужасно грустно. Но я больше не проститутка, а мой ребенок не будет незаконнорожденным.
Она посмотрела на меня, и в ее глазах появились слезы.
– Прошу вас, – сказал я и взял ее руку в свою. Она была очень холодной. – Не надо, дорогая.
Она повернула руку ладонью вниз и посмотрела на кольцо. Затем улыбнулась, и, поверьте мне, джентльмены, улыбка эта была столь же горькой, как горчица. По ее щеке скатилась одинокая слеза.