Четыре сезона

нежность, и Тодд слегка смутился. – Ты такой молодец, что тратишь время на чтение старому человеку. Мы с отцом считаем, что это… просто замечательно!

Тодд скромно потупил взор.

– Никому об этом не рассказываешь, – продолжала она, – и не хвастаешься!

– Просто ребята, с которыми я дружу… они решат, что у меня не все дома, – застенчиво улыбаясь, ответил Тодд и направился к двери. – Начнут дразниться, что я шизик!

– Не говори так! – машинально одернула она и спросила: – Как думаешь, может, нам пригласить мистера Денкера как-нибудь на ужин?

– Может, – уклончиво ответил Тодд. – Слушай, мне пора линять.

– Хорошо. Ужин в половине седьмого. Не опаздывай.

– Ладно.

– Сегодня папа работает допоздна, так что ужинать будем вдвоем. Годится?

– А то!

Она проводила его теплым взглядом, размышляя, не рановато ли Тодду читать «Тома Джонса» – как-никак ему всего тринадцать лет! Наверное, нет. Сейчас «Пентхаус» продают в любом магазине за доллар и двадцать пять центов, а подросток, способный дотянуться до верхней полки, где обычно лежат эти журналы, может запросто успеть их полистать, пока не видит продавец. В обществе, где заповедью стало не возлюбить, а «поиметь» своего ближнего, вряд ли книга, написанная двести лет назад, испортит мальчика, а вот старик в ней наверняка поймет гораздо больше. К тому же, как любил повторять Ричард, для мальчишки весь мир – это терра инкогнита, и не нужно ему мешать исследовать этот мир. И если у такого мальчишки хорошие, любящие родители, то столкновения с темной стороной жизни его только закалят.

А уж их чудесному сыну, спешившему к старику на своем велике, точно ничего не страшно. Как же хорошо мы его воспитали, с гордостью подумала Моника, намазывая себе бутерброд. Можно только порадоваться!

4

Октябрь 1974 года

Дюссандер заметно похудел. Они сидели на кухне, а на столе, застеленном клеенкой, лежал потрепанный том «Тома Джонса». Чтобы подстраховаться на случай, если родители спросят, о чем роман, Тодд приобрел на свои карманные деньги краткое изложение содержания и тщательно его проштудировал. По дороге к Дюссандеру он купил по шоколадному пирожному для себя и старика и сейчас доедал свое. Старик к пирожному не притронулся, лишь только изредка бросал на него угрюмые взгляды, потягивая виски. Тодд не мог допустить, чтобы такая вкуснотища, как шоколадное пирожное, пропадала зря, и собирался угоститься и вторым тоже, если Дюссандер не станет возражать.

– А как в Патэн все доставляли? – спросил он у старика.

– По железной дороге, – ответил тот. – В вагонах с надписью «Медикаменты». В качестве тары использовали длинные ящики, похожие на гробы. Символично! Заключенные разгружали ящики и складывали их в лазарете. А потом, уже ночью, наши сотрудники перетаскивали их в складские помещения непосредственно за душевыми.

– И это всегда был «Циклон-Б»?

– Нет, иногда присылали… новый газ, для эксперимента, на пробу. Командование постоянно требовало повышения эффективности. Однажды доставили газ под кодовым названием «Пегас». Нервно-паралитический. Слава Богу, его больше не присылали! Он… – Заметив, как у Тодда загорелись глаза и он нетерпеливо подался вперед, Дюссандер осекся и с деланным равнодушием махнул сувенирным стаканчиком с бензоколонки. – …Не оправдал надежд. Совсем не оправдал.

Но провести Тодда не удалось.

– А что этот газ делал?

– Убивал, что же еще? А ты что думал? Наделял сверхъестественными способностями?

– Расскажите!

– Нет! – Дюссандера передернуло от отвращения и ужаса. Сколько лет он уже не вспоминал о «Пегасе»? Десять? Двадцать? – Ни за что! Не буду!

– Расскажите! – повторил Тодд, облизывая перепачканные шоколадом пальцы. – Расскажите, иначе сами знаете, что будет.

Да, подумал Дюссандер, я знаю, мерзкий гаденыш. И неуверенно произнес:

– Га з заставлял их… плясать.

– Плясать?

– Как и «Циклон-Б», газ подавался в душ в отверстия для воды. У заключенных открывалась рвота, недержание, и они начинали испражняться.

– Ничего себе! – воскликнул Тодд. – Испражняться! – Он доел свое пирожное и показал на нетронутое: – Будете?

Тот не ответил. Его глаза были подернуты дымкой воспоминаний, а лицо превратилось в застывшую маску – так, наверное, выглядит сторона планеты, на которую никогда не падают лучи солнца. Его захлестнула волна отвращения и, как ни странно, ностальгии!