Четыре сезона

– О чем хотите, – снова повторил Тодд. – Мне правда без разницы. – Он молча наблюдал за Дюссандером – тот, убедившись, что в бутылке пусто, выбросил ее в ведро для мусора.

– Ты, похоже, не в настроении, так что об этом я рассказывать не буду. – Старик нерешительно постоял возле ведра и направился к двери в подвал. Шерстяные носки шаркали по неровному линолеуму. – Лучше я тебе расскажу историю про испуганного старика. – Дюссандер повернулся спиной и открыл дверь в подвал. Тодд тихо поднялся. – Он боялся одного ма-

ленького мальчика, который был в некотором роде его другом. Умного мальчика. Мама называла его способным учеником, и старик имел возможность убедиться в ее правоте… хотя и не в том смысле, который она вкладывала в эти слова.

Нащупав на стене старомодный выключатель, Дюссандер пытался включить свет непослушными пальцами. Тодд неслышно подбирался сзади. Он знал, куда наступать, чтобы пол не скрипнул: он ориентировался на этой кухне даже лучше, чем дома.

– Поначалу мальчик не был другом старика, – задумчиво продолжал Дюссандер. Ему удалось наконец включить свет, и он, пошатнувшись, с трудом спустился на одну ступеньку. – Скорее даже наоборот. Но потом… он стал к нему относиться лучше, хотя неприязнь еще осталась. – Он разглядывал полку, ухватившись за поручень.

Тодд уже стоял сзади и хладнокровно прикидывал, с какой силой толкнуть старика, чтобы тот не удержался и полетел вниз. Он решил дождаться, когда Дюссандер потянется к полке.

– Отчасти мнение старика изменилось благодаря чувству равенства, – продолжал говорить Дюссандер. – Дело в том, что и мальчик, и старик оказались в одинаковом положении: каждый из них знал нечто, что другому хотелось сохранить в тайне. А потом… потом старик понял, что положение изменилось. Да! Он уже не был так уверен в своей безопасности, поскольку от безысходности или по здравом размышлении мальчик мог решиться на отчаянный шаг. И в одну из долгих бессонных ночей старик придумал, как ему себя обезопасить.

Дюссандер убрал руку с поручня и наклонился вперед к полке, но Тодд не шевельнулся, чувствуя, как ледяное спокойствие уступает место растерянности и злости. Старик ухватил новую бутылку, и Тодд вдруг с раздражением подумал, какой омерзительный запах исходит из подвала. Оттуда тянуло мертвечиной.

– И тогда старик вылез из постели. Что в его возрасте сон? Чепуха! Он сел за стол, размышляя, как ловко сумел превратить парнишку в своего соучастника и какие невероятные усилия тому пришлось приложить, чтобы исправить оценки. А теперь, когда с учебой все наладилось и опасность миновала, старик

больше стал не нужен, с его смертью мальчик обрел бы свободу. Он повернулся, держа бутылку с виски за горлышко. – Я слышал, как ты поднялся со стула, – почти ласково произнес он. – Ты еще не умеешь двигаться бесшумно. Во всяком случае, пока.

Тодд промолчал.

– Так вот! – продолжил Дюссандер, плотно закрывая за собой дверь в подвал и возвращаясь на кухню. – Старик все записал. От начала до конца! Когда он закончил, уже почти рассвело и пальцы ныли от боли из-за проклятого артрита. Но на душе у него впервые стало спокойно. Он больше не боялся! Он снова лег в постель и проспал до обеда. Даже дольше, и чуть не пропустил свой любимый сериал «Главный госпиталь».

Дюссандер уселся в кресло-качалку, достал старый перочинный нож с потертой ручкой из слоновой кости и принялся неторопливо счищать защитную пленку с винтовой пробки бутылки. Наконец он продолжил:

– На следующий день старик надел лучший костюм и отправился в банк, где лежали его скромные сбережения. Там он поговорил со служащим и арендовал индивидуальную банковскую ячейку. Служащий сказал, что ячейка запирается на два замка: ключ от одного вручат старику, а от второго останется в банке. Чтобы открыть ячейку, потребуются оба ключа. Причем одним может воспользоваться только сам старик, если, конечно, не оформит на кого-нибудь нотариальную доверенность. Однако есть одно исключение. – Дюссандер беззубо улыбнулся, глядя на бледное как мел лицо Тодда Боудена. – Ячейка может быть вскрыта в отсутствие владельца в случае его смерти, – пояснил Дюссандер и, продолжая улыбаться, убрал нож в карман халата, отвинтил крышку и налил себе новую порцию виски.

– И что? – хрипло спросил Тодд.

– Ячейка вскрывается в присутствии банковского служащего и представителя налоговой службы, и все, что в ячейке, описывается. В ней не будет ценностей, но зато там найдут двенадцать написанных от руки страниц. Налогами этот документ облагаться не будет, но его содержание вызовет исключительный интерес.

Тодд, судорожно сцепив пальцы, сжал их так сильно, что костяшки побелели.

– Это… невозможно! – срывающимся голосом произнес он. Он не мог прийти в себя от потрясения. Это было примерно так же, как если бы на его глазах человек разгуливал по потолку. – Ты… ты не можешь так поступить!

– Я это сделал, мой мальчик, – с участием произнес Дюссандер.

– Но я… ты… – В голосе мальчика зазвучали истерические нотки. – Ты же старый! Ты что – не понимаешь? Ты же можешь умереть! Ты же можешь умереть сам!