Четыре сезона власти: Дебют (СИ)

— И не увидите, — тихо проговорил герцог откуда-то сзади. — Маэстро Спаззола действительно создал шедевр. Во всех смыслах шедевр. Такие вещи существуют лишь один раз и в одном месте.

Какое-то время они оба просто молча стояли рядом. Джейн — восторженно глядя на фреску. Менте Форфца — в немом и терпеливом ожидании.

Наконец, Джейн облизала губы и подала голос:

— Почему без лиц?

Герцог усмехнулся.

— Это моя идея. Присмотритесь, ваша милость. Что, по-вашему, происходит здесь? — он указал на первую секцию фрески.

Молодой парень, окружённый толпой горожан. Руки подняты вверх, но без лиц сложно сказать, в одобрении ли или в гневе.

— Я не… — неуверенно начала было Джейн, но тут догадка обожгла её. — О боги. Это история правления.

— Моего правления, — кивнул Форца, глядя на фреску и задумчиво поглаживая гладко выбритый подбородок. — Начиная отсюда и заканчивая вон там, — он указал куда-то в дальний конец коридора, где белела ещё не расписанная стена, — будет записана моя история. Пока я жив, люди будут говорить обо мне и моих сторонниках только хорошее. По крайней мере, в лицо. Из страха, из желания урвать толику милости — не важно, они будут лгать. Но когда меня не станет… — он подошёл вплотную к сцене с мальчиком. — Будет ли этот мальчишка уродлив? Будет ли его лицо злобным и тупым, или, наоборот, одухотворённым и благородным? Будут ли люди вокруг него восторженно приветствовать или наоборот, будут гневно освистывать малолетнего самодура? — герцог пожал плечами. — Мне кажется это до безумия интересным и… Поучительным.

— Я бы сказала, что всё это более грустно, — хмыкнула Джейн. — Правда станет известна только тогда, когда вас не станет. Какой в ней тогда смысл?

— Мне правда только интересна, а Лорентино она необходима. Люди должны понять, стоит ли им доверять правителям вроде меня.

— А как вы думаете сами?

— Если бы я думал, что не стоит, то и не делал бы этого всего. Но я же человек, в конце концов. Возможно, я ошибаюсь, — Форца повернул голову к Джейн. — А что думаете вы?

Джейн недовольно скривила губы.

— Я никогда бы не доверилась правителю, у которого есть Кладбище Несогласных. Любой правитель должен уважать свой народ — и его волю.

— А разве я не даю народу Лорентино самое желанное — сытость и достаток? Разве это — не жест уважения?

— Любой народ больше всего жаждет свободы, ваша светлость, — грустно усмехнулась Джейн. — Сытость и достаток — это свобода от нужды. Но это лишь подобие настоящей свободы.

— Свобода, — усмехнулся герцог, складывая руки на груди и опираясь на стену, скрытую в полумраке. — Я бы предложил вам собрать всех голодных, безработных и больных в Лепорте и повторить им ваши сентенции.

— Может быть, я бы уговорила их взять штурмом замок какого-нибудь богатого герцога и накормила бы их тем, что нашлось там? — уколола в ответ Джейн.

Из темноты раздался приглушённый смех.

— Вы же сами понимаете, что свобода — опасная вещь. В Лепорте голос глупца значит столько же, сколько голос умнейшего человека. А глупцов всегда больше.

— Обременённый ответственностью глупец быстро набирается ума, — процитировала Джейн, недовольно щурясь — солнечный свет падал из окошка прямо на неё, слепя глаза. — Даже если их выбор будет откровенно глуп и плох — я сделаю всё, чтобы сгладить углы. А вы отбираете у человека причину быть умным. Зачем? — она взмахнула рукой. — Вы кормите их, наполняете их кошельки, решаете за них. Думаете за них. Разве это не большее потворство глупости?

— Дело не только в глупости, — в голосе герцога появилось раздражение. — Есть ещё кое-что, гораздо более древнее и сильное — жадность. Почти любой человек, аргринг, нидринг или фэйне предпочтёт много себе, чем немного, но всем. Может быть, вы не такая, может быть, я не совсем такой. Но что делать с теми, кто всё-таки такой?

— Доверие, — Джейн едва не расхохоталась. Ох, если бы год назад ей кто-нибудь сказал, что она будет говорить такое, и, что куда важнее, верить в это… — Люди оправдывают доверие.

— Тогда почему вы не доверяете своему Магистрату что-то чуть более сложное, чем утверждение ваших приказов и законов? Почему не отправили ко мне и в Муджелло кого-нибудь ещё? — Менте Форца качнул головой. — Вы — прирождённый политик, ваша милость. Тонко подмечаете и осуждаете всё, что кажется вам неправильным — но, когда вам это нужно или хотя бы удобно, используете сами. Как, например, с Семьёй в Муджелло.

Джейн раздражённо провела большим пальцем по нижней губе.

— Это начинает раздражать. Сколько у вас шпионов в Лепорте?

— Столько же, сколько у вас в Лорентино.

— Не знаю ни об одном.

— Тогда спросите фра Серпенте. И передайте ему, чтобы он умерил их пыл, а то мне придётся начать отлавливать и вешать их. А что касается Семьи… Она уже не так сильна, как раньше, и среди её членов есть люди, не очень уверенные в фра Рапинаторе.

— Тогда почему они не на стороне Пиетра?

— Вы же видели этого бородатого дурака. Он неспособен править чем-то, кроме каменоломни, из которой он выполз. Может быть, я — тиран, но тиран просвещённый. А он — просто идиот, чудом оказавшийся у власти.