Четыре сезона

Он и не собирался обманывать. Но утро все-таки настало: в конце концов Джефф решил, что у Оркестра иссякает вдохновение. Начали с чистого листа: Линн серьезно увлекся продюсированием, другие участники ELO разбрелись по музыкальному миру, барабанщик Беван открыл студию звукозаписи «Хеви Хед Рекордз» и основал футбольную команду «Heavy Head Records Eleven». Голова у Бева осталась легкой: его книга «История ELO» стала почти таким же бестселлером, какими были лучшие альбомы Оркестра.

Когда принимаются за мемуары, значит, просто время пришло. Эпоха сверкающих лампочек кончилась. В год выхода последнего альбома ELO с участием Линна «Баланс силы» прогрохотал Чернобыль. Потом в небесной голубизне взорвался «Челленджер». Баланс сил в мире Электрического Света был нарушен, приходилось искать другие вызовы. Светомузыка вдруг устарела, симфонический рок, казалось, даже в твердом гитарном варианте отжил свое. А отщепенец Рой Вуд где-то совсем в другой жизни успешно писал музыку для телевидения и играл в группе с концептуальным названием «Геликоптер».

На переломе девяностых самый деловой — Беван — решил возродить ELO для эксплуатации его светлой идеи прежде всего в тех странах, где когда-то пластинки Оркестра продавались из-под полы в туалетах государственных универмагов. Линну затея не понравилась, и поэтому старые электрические шлягеры вживую зазвучали для повзрослевших и постаревших меломанов — в Праге, Софии, Москве, Киеве — только спустя несколько лет, уж очень долго пришлось договариваться об авторских правах на творческое наследие. Линн в итоге получил половину доходов от первых двух альбомов старого-нового Оркестра — ELO. Часть II.

Вскоре в продажу поступил первый альбом нового Оркестра. С полным электрического света названием «Стремительный взлет».

ВЕСНА. ЮГ — СЕВЕР

Сердце Ромео

Не будь любовь слепа,

она так метко
Не попадала б в цель.

Уильям Шекспир, «Ромео и Джульетта»

Пьеса Шекспира, если помните, называется «Два веронца». А один веронец — это я, один временный веронец. Солнечным весенним утром один временный веронец высадился из миланского поезда на вокзале Вероны. В недалекой перспективе открывался широкий проспект Порта Нуова. Над этими «Новыми воротами», напоминающими о почти уже не существующих старых городских стенах, сиял великолепный день, который мне предстояло провести с Вероной наедине.

История самым щедрым образом одарила этот город: при желании здесь можно рыдать от восторга над любым камнем, поскольку каждый брусок мостовой помнит если не железный шаг римских легионов, если не дробь копыт венецианских всадников, то уж победную поступь наполеоновской «старой гвардии» — наверняка. Немного найдется в мире городов, где, как в Вероне, кружение эпох заставляет идти кругом голову: из-за угла базилики XIV века, на фоне фасада венецианского палаццо, выглядывает античная колоннада. Этот восторг не способен оценить практичный путеводитель, разрезающий живую городскую ткань на мертвые лоскуты прошлого: вот античная Верона, зеленым цветом окрашен квартал времен вольного торгового города, или Веронской лиги; под цифрами 7, 16 и 17 — памятники периода власти знатной фамилии делла Скалла; где красными кружками помечено — венецианская эпоха. Но к черту путеводитель с его бездушием прозектора: история не для того, наверное, громоздила тут, как этажи, здания разных эпох, чтобы потом одинокие веронцы сомнамбулами бродили между ними, уткнувшись носами в туристические проспекты.

Верона хоть нехотя, но отдает дань патриотической традиции: как почти повсюду в Италии, на площадь выезжает на монументальном жеребце народный освободитель Гарибальди, а в близком соседстве сосредоточенно пересчитывает круги ада мраморный Данте. Но даже при всей своей архитектурной роскоши этот город вряд ли считался бы одной из жемчужин Италии, не воспитай Англия поэта, талант которого на много столетий обогнал время и победил историческую логику. В Вероне развивается действие трагедии «Ромео и Джульетта» — и как раз поэтому, едва добравшись до центра, я отправился не в великолепный кафедральный собор с живописью Тициана, не на восхитительную площадь Трав и не в замок Кастельвеккьо, зубчатые стены которого удивительно напоминают кремлевские мерлоны — напоминают ровно до того момента, как узнаешь, что замок этот построен на столетие раньше Кремля. Нет и нет: минуя шумную виа Маззини с ее чередой соблазнительных для толстых кошельков магазинов, я поворачиваю строго направо в поисках дома номер 23 на виа Каппелло.

Потому что именно здесь, как считается, пятьсот с лишним лет назад жила благородная семья Капулетти. Потому что, насколько известно, именно под этим балконом в ожидании своей четырнадцатилетней возлюбленной стенал юный Ромео Монтекки: «Ужель любовь нежна? Она жестока, груба, свирепа, ранит, как шипы».