Четыре шага (Так называемая личная жизнь (Из записок Лопатина) - 1)

- А что, наступление отменилось? Почему тишина? - спросил Лопатин.

- Почему отменилось? - обиженно сказал дежурный. - Два орудия взяли, шесть минометов, пленных девяносто человек, немецкого лейтенанта-артиллериста в штаб дивизии отправили - все как по нотам.

- Отчего же так тихо? - спросил Лопатин.

- Сам удивляюсь, - ответил дежурный. - Обычно, если у них чего возьмешь, до самого вечера изо всех видов оружия стреляют, себя утешают, а сегодня тихо.

- А далеко до ЫП полка? И вообще, сколько отсюда до передовой? спросил Лопатин. - Я вчера ездил с комиссаром, но в темноте не сориентировался.

- Напрямую - два километра, - сказал дежурный, - до НП - пять. Он на фланге, - и, вызвав связного, спросил у него, ходил ли тот во второй батальон.

- Ходил, - равнодушно ответил красноармеец.

- Не заблудитесь?

- Чего ж заблуждаться. Ходил.

Лопатин простился с дежурным, и красноармеец, вскинув на плечо винтовку, горбясь под моросившим мелким дождем, пошел рядом с Лопатиным по улице.

Проходя мимо хаты, где он ночевал, Лопатин вспомнил о шинели Левашова, которую тот оставил из-за него и теперь, наверное, мокнет в одной гимнастерке. Он зашел в хату, взял левашовскую шинель и пошел дальше. Невдалеке за хутором дорога начала подниматься в гору, с обеих сторон потянулась неубранная кукуруза. Несмотря на дождь, в воздухе стоял томительный смрад,

- Не хоронят, что ли? - спросил Лопатин у связного.

Связной только махнул рукой, словно одним этим жестом можно было ответить на любой вопрос. Они поднялись на горку, теперь с нее было видно все поле. Оно было черное, истоптанное так, словно по нему ходил скот, и по всему этому большому грязному полю, с торчавшими из грязи пожелтелыми стеблями кукурузы, далеко, сколько было видно глазу, лежали трупы.

Лопатин сделал несколько шагов в сторону от дороги.

- Стойте! Не уходите! - закричал связной.

- Почему? - спросил Лопатин.

- Это минное поле, - сказал связной. - Когда на румын наступали, они побежали со второй на третью линию и на своем же поле подорвались. Тут мы у дороги полосу прибрали, а дальше не разминировано; двое барахолили взорвались.

Лопатин остановился и несколько секунд продолжал стоять неподвижно. Трупы лежали повсюду. Наверное, тут разом погиб целый батальон, несколько сот человек.

- Товарищ майор, - сказал связной, видя, что Лопатин попрежнему стоит в стороне от дороги. - Не ровен час... идите лучше обратно след в след, как туда зашли.

Лопатин послушался и, повернувшись, след в след ступая в черные, наполнявшиеся водой вмятины, вышел обратно на дорогу.

Они прошли еще сотню шагов, когда сзади заржала лошадь и послышалось шлепанье колес по грязи. С ними поравнялась бричка, запряженная малорослой лошадкой. На переднем сиденье, крепко схватившись за вожжи, ехала девушка в ловко затянутой шинели и ладных, по ноге, сапогах. Поравнявшись с Лопатиным и связным, девушка придержала лошадь.

- Подвезти, товарищ майор?

- Смотря куда едете, - сказал Лопатин.

Девушка ответила, что едет на медпункт второго батальона.

- А далеко оттуда до НП полка?

- Метров семьсот, - опередив девушку, поспешно ответил связной. Он надеялся, что майор решит подъехать на бричке, а его отпустит обратно.

- Хорошо, я подъеду, - сказал Лопатин. - А вы идите. Благодарю вас, он махнул рукой связному и, поставив ногу на поломанную железную подножку, стал влезать в бричку.

- Только осторожней, - сказала девушка, - не ушибитесь.

Там пулеметы лежат.

Действительно, из наваленной на дно брички соломы торчали стволы двух ручных пулеметов. Лопатин подвинул пулеметы, сел, девушка хлестнула лошадь вожжами, и бричка покатила по дороге.

- Вы военфельдшер? - спросил Лопатин, заметив санитарную сумку, лежавшую на сиденье рядом с девушкой.

- Так точно, - не поворачиваясь, сказала девушка.

- А как вас зовут? - Лопатин не привык обращаться к женщинам по их военным званиям.

- Зовут Тая, Таисья.

- А почему вы пулеметы везете?

- В Одессу за медикаментами ездила, а комиссар полка приказал оттуда, из Январскях мастерских, два пулемета прихватить - они на ремонте были.

Девушка по-прежнему не оборачивалась. Она была красива, знала это и, наверно, привыкла к тому, что с нею старались заговаривать. Лопатин замолчал.

- А вы из штаба дивизии? - спросила девушка, первая прерывая молчание и на этот раз обернувшись.

- Нет, - сказал Лопатин.

- Из армии?

- Нет.

- Откуда?

- Из Москвы.

- Из Москвы? - Девушка с любопытством посмотрела на него. - Давно?

- Больше месяца.

- Говорят, Москву сильно разбомбили?

- Врут.

- А вы были там во время бомбежки?

- Был.

- Жутко, наверное, да? - спросила девушка.

- Страшно там, где нас нет, - сказал Лопатин.

- А может, и верно, - сказала она. - Я сначала из медсанбата в батальон до того не хотела идти, плакала, а сейчас привыкла.

- А на фронт добровольно пошли?

- Нет, мобилизовали.

- А если б не мобилизовали, пошли бы?

- Не знаю.

Дорога повернула, и бричка стала приближаться к посадкам акации.

- А скажите... - начал Лопатин.

И тут же навсегда забыл, что хотел спросить у девушки.