Четыре социологических традиции

Второй парадокс состоит в том, что мы, тем не менее, признаем существование социального базиса. Это автономный, объективный мир, который существует независимо от индивидов и который определяет то, что они думают. Если социальная наука преуспеет, можно даже описать объективные законы этой социальной детерминации идей.

Независимо от своей парадоксальности это утверждение верно хотя бы в той степени, в которой на его основе можно написать целую книгу. В некотором смысле это как раз то, о чем идет речь в этой работе. Каждая из четырех социологических традиций сыграла свою роль в раскрытии законов, которыми определяются социальные идеи.

Традиция конфликта позволяет нам распознать динамику идеологии, легитимность, условия мобилизации групп, движимых частным интересом, и экономику культуры. С точки зрения теории конфликта идеи представляют собой орудия и их доминирование определяется распределением социальных и экономических ресурсов.

Из рациональной/утилитарной традиции мы узнаем об ограниченной природе человеческих способностей в отношении обработки информации, о границах рациональности и парадоксах сознательного выбора.

Из дюркгеймовской традиции мы узнаем о социальных ритуалах, на основе которых возникает не только солидарность, но и символы, используемые в мышлении. Наш разум состоит из идей, пропитанных моральным авторитетом тех групп, к которым мы принадлежим. Наше членство в социальных сообществах определяет наши верования и санкционирует необходимость этих верований, а также моральное осуждение сомнений в правильности этих верований.

Из микроинтеракционистской традиции мы узнаем, что само общество находится у нас в голове. Наши разговоры и практические взаимодействия создают ощущение социальной реальности.

Четыре социологических традиции представляют собой среди прочего еще и социологии знания и ставят социальный детерминизм на свое собственное основание. Законы, сформулированные в каждой из четырех традиций, применимы ко всем им: знание, основанное на идеологии, рациональные пределы самой рациональности, истина, имеющая своим источником ритуал, и социальное конструирование реальности. Как это возможно?

В конечном итоге, эти вопросы можно разрешить методами философии и математики — в традиции Бертрана Рассела, Курта Геделя и Людвига Витгенштейна, — которая выделяет различные уровни отсылочных суждений. Но это не книга по философии, и я не предпринимаю здесь никаких попыток разрешить парадоксы, а только хочу их проиллюстрировать.

Главы этой книги представляют содержание всех четырех теоретических традиций в том виде, как они развивались в последние полтора столетия. В прологе мы остановимся на тех условиях, которые сформировали основания этих теорий.

Социальная мысль в аграрных империях

У идей всегда есть свои носители. Большая часть мировой истории была историей аграрных империй, которые доминировали с III тысячелетия до н.э. вплоть до формирования средневековой Европы. В этих империях мы почти не встречаем обособленные интеллектуальные группы, организованные в сообщества. В империях Египта, Месопотамии, Персии, Индии, Китая и Японии существовали образованные классы: главным образом священники, правительственные чиновники и немногочисленные купцы. Эти классы культивировали знание астрономии, инженерного дела, математики, а некоторые из них создали развитые религиозно-философские системы. Однако в целом эти формы мысли были связаны с практическими и религиозными потребностями: знание, тем более знание социального мира, еще не было целью само по себе. Периодически мы находим здесь блестящих, никак не связанных между собой, мыслителей, которые затрагивали социальные вопросы, — будь то Конфуций или Каутилья, по-макиавеллиевски мысливший государственный деятель Древней Индии. Несомненно, здесь были и светские мудрецы, о которых нам известно довольно немного из-за того, что их знания не передавались. Но в этом и состоит проблема: социальная мысль развивается только сообществом, которое выстраивает себя на основе своих изначальных традиций. В отсутствие сообществ, ориентированных на эти цели, в области социальных наук от этих цивилизаций мало что сохранилось до наших дней. Только в достаточно грубой исторической форме, главным образом в хрониках царствования монархов, собранных правительственными и религиозными чиновниками, мы обнаруживаем начала кумулятивного исследования общества.