Четыре Ступени (СИ)

Светлане и самой понравилось, как она произнесла первые фразы. И она уже собралась объявить тему урока, как вдруг распахнулась дверь. Распахнулась с треском. Было полное ощущение, что её пнули ногой. Светлана глянула в ту сторону и обмерла. На пороге стоял подросток, каких часто можно встретить на вокзале, на рынке, возле станций метро. Натуральный беспризорник. В обтёрханной курточке, замызганных джинсах, драных кроссовках. Из-под неприглядной кепчонки на сто лет немытое лицо сальными прядями свисали чёрные волосы. Ужас какой! В уголке кривящегося рта у этого ужаса дымился окурок. Что передумала за кратчайший миг Светлана, трудно вообразить. Класс затих. Насторожился. Почему-то Светлане померещилось, что это не первый такой случай. Седьмой “А”, сидевший сейчас за партами, уже не раз видел похожие представления. И теперь ждал развития действия, заодно чутко присматриваясь, как поведёт себя новый учитель, не даст ли слабину. Что нужно сказать или сделать, она не знала. Её не предупредили о вероятности подобных эксцессов. Необходимо было найти верное решение даже не за тридцать секунд, как в КВНе, а моментально. Решение, тем не менее, не находилось. Спас её, как ни странно, сам малолетний бомж. Он раскрыл рот и вопросил:

- О! Чё? Урок будет? Ну, вы даёте. А где тётя Люся?

Обращался он к классу. Все молчали, насмешливо стреляя глазами в Светлану. Она же, как загипнотизированная, смотрела на окурок и ждала, что вот сейчас он упадёт на пол. Окурок не падал. Он словно приклеился к нижней губе подростка и лишь слегка подпрыгивал в такт словам.

- Ну, чё, не ждали? - наконец произнёс последователь Гавроша, адресуясь к Светлане. - А это я собственной персоной.

- А вы, собственно, кто? - ожила Светлана, автоматически обращаясь к нему на “вы”.

Теперь остолбенел подросток. Было заметно по его лицу, как мучительно он соображает, пытается оценить ситуацию. То ли его поразило обращение на “вы”, то ли факт, что его персона, оказывается, не всем известна. Наконец он сглотнул слюну. Ответил обиженно:

- Олег я. Золочевский.

Ни про какого Золочевского Светлане пока не говорили. Про некоего Тарасова говорили, про Козырева, про Орлова и Кислого, но не про Золочевского. Она улыбнулась ему, решив быть предельно вежливой, и доброжелательно сказала:

- Очень приятно. А меня зовут Светланой Аркадьевной. Вы к нам на урок пришли или так, в гости на огонёк завернули?

Надо же было выяснить, её ли это ученик или какой-нибудь старшеклассник развлекается. По немытому лицу возраст определить не удавалось.

- Ваще-та… - Золочевский полез чесать затылок, сдвинув при этом кепчонку на самый нос. Светлана успела прийти в себя, могла рассуждать более или менее здраво. Потому холодно не то посоветовала, не то скомандовала:

- Если в гости, то будьте так любезны, закройте дверь с той стороны. Вы нам мешаете. А если на урок, то пройдите тихо на своё место. Только окурок свой выбросьте. У меня на уроках не курят.

В классе стало совсем тихо. Вконец деморализованный Золочевский пальцами затушил “бычок”, сунул его в карман курточки и тихонько вдоль стены начал пробираться к своему месту. На ходу он сдёрнул кепочку и стаскивал с узких плеч куртёшку. Светлана перевела дух. Победа! Это её первая победа. Права, права была Галина Ивановна. Строгость, строгость и ещё раз строгость. Разумная, конечно. Вежливая, корректная.

Она в первые годы не раз потом убеждалась, что с самого начала повела себя правильно. Её слегка побаивались, но и уважали. Никто не проверял “на вшивость”. Не срывали уроки, не пытались довести до слёз, пререкаться. Галина Ивановна её хвалила, Лев Яковлевич одобряюще улыбался. Панкратова презрительно хмыкала.

Вокруг Панкратовой всегда бушевали страсти: обиды, ссоры, примирения, невероятные события. Дурдом натуральный. Как она могла существовать в условиях полной неразберихи, непонятно. И ведь сама устраивала возле себя живой, бурлящий бардак. Не могла, не умела держаться с достоинством. Потому и фыркала презрительно в сторону Светланы. Завидовала, наверное. Так это Светлана себе объясняла. Но уроки Панкратова вела как господь бог! Светлана непременно бы у неё училась. Если бы собиралась оставаться работать в школе. Однако, она не собиралась. Искала место получше. По этой причине ни с кем в школе ближе не сошлась, не завела дружбы. К чему? Держалась ровно, приветливо и отстранённо. В результате не знала, что Лев Яковлевич высказался о неправильности избранных ею методов, что Галина Ивановна со всей необходимой твёрдостью её защищала, что других коллег вовсе не интересовал этот спор, как не интересовала и сама Светлана. Чужой для школы человек, чего с неё взять?