Четыре танкиста и собака

Когда молоко с жестяным звоном брызнуло в пустое ведро, Шарик решил, что опасность миновала вместе с темнотой, и отказался от несения караула у окна. Среди посуды на столе он выбрал себе миску и, держа ее в зубах, вышел через приоткрытую дверь из дворца.

Экипаж продолжал спать. Янек — нахмурившись, Густлик — улыбаясь и разбросав в стороны руки. Григорий продолжал блокировать вход в спальню к Лидке. Вихура во сне слегка шевелил рукой, как будто крутил баранку, его босые ноги подрагивали, словно он выжимал сцепление и тормозил. Загудел клаксон, капрал улыбнулся, но не проснулся, а только сильнее захрапел.

— Эй ты! — закричал Томаш и шлепнул корову по заду.

Корова махнула хвостом и просунула голову через окно в кабину, из которой Черешняк устроил ясли. Некоторое время она жевала спокойно, а потом потянулась за новой порцией сена и, нажав мордой клаксон, опять загудела.

— Не трогай, — остановил Томаш возмутившегося Шарика. — Пусть она погудит.

Они вдвоем направились в курятник и вернулись с решетом, полным яиц. Томаш забрал ведро с молоком, и они пошли во дворец. Корова оглянулась на них и благодарно промычала, продолжая жевать.

Вчера немцы приготовили много сухих дров, жар еще тлел под пеплом в камине, и его нетрудно было раздуть. Не прошло и четверти часа, как огромная сковорода стояла на разгоревшихся поленьях, шипел жир, а Томаш ловко разбивал яйца об острие прусской шпаги, которую держал зажатой между коленями, и выливал их в кастрюлю. Раз и другой он вылил яйца в собачью миску, из которой подкреплялся Шарик, время от времени напоминавший о своем присутствии ударом лапы.

Черешняк перемешал яйца в кастрюле и вылил на сковородку в растопленный жир. Потрогал острием шпаги яичницу и, удостоверившись, что она готова, поставил сковороду на стол.

— Завтрак! — громко сказал он, но это не произвело никакого впечатления на спящих.

— Подъем, подъем, встать, коням воды дать!.. — запел Томаш.

Не видя результата, Томаш взял в углу немецкую гранату на деревянной ручке, взвесил ее в руке и, выдернув запальник, швырнул, широко замахнувшись, в окно. Через три секунды из-за ограды сада взвился вверх клуб дыма и песка, прокатился грохот взрыва.

Григорий, Вихура и Густлик неохотно открыли глаза, прижали к себе оружие. Разбуженный Янек сел на постели и спросил:

— Десант?

— Яичница, — ответил Черешняк.

— Ух ты! — зевнул сержант, стер с лица остатки сна и скомандовал: — Экипаж, за мной!

Вскочил, перепрыгнул через лавку, выпрыгнул в окно, а за ним следом Григорий, Густлик и последним, менее всех склонный к гимнастическим упражнениям, полез через подоконник Вихура. Томаш выглянул и некоторое время наблюдал, как, отложив оружие и стащив с себя рубашки, они лили под насосом воду себе на голову, брызгали друг на друга.

— Паненка! — осторожно постучал Томаш. — Пора вставать, завтрак готов.

Услышав стук, Лидка насторожилась, но ручка даже не дрогнула. Она молча расчесывала свои пушистые волосы и, глядя в зеркало, думала, почему Кос выбрал не ее, а Марусю. Неужели в самом деле ему больше нравятся рыжие? И почему Саакашвили так и не заглянул к ней сюда? Вот перевернул бы он кучу вещей, которые нагромоздила она у двери, наделал шуму, тогда, может, и Янек почувствовал бы ревность. Бывает, что человек только тогда замечает самое румяное яблоко, когда другой протянет к ветке руку.

Тем временем в холле за столом, рассчитанным на две дюжины гостей, над сковородой величиной с колесо телеги склонились четыре головы, четыре руки добросовестно работали ложками. Только пятый, Черешняк, сидел несколько в стороне и реже протягивал свою деревянную ложку. Яичницу заедали толсто нарезанными ломтями хлеба, запивали молоком.

— Что было ночью? — между двумя глотками спросил Янек.

— Сам вставал, знаешь, — ответил Вихура. — Тишина. Черешняк мне даже сны рассказывал, — пошутил он и заговорщически подмигнул.

— А вы чувствуете?.. Запах… — потянул носом Густлик.

— Мне тоже показалось… — начал шофер, но Кос его прервал.

— Интересно, удалось вахмистру Калите догнать парашютистов и уничтожить?

— Неизвестно. Во всяком случае, дорогу они ему освещали. Был пожар, немного стреляли.

— Еще дымит, — показал Томаш.

— Нам тоже в ту сторону, — кивнул Янек головой и, кладя на стол ложку, добавил: — Оставьте немного, обжоры, для радистки.

— Не надо, я еще поджарю.

— Лидка, иди же наконец! — закричал Кос. — Скоро полдень.

— Надо было назначить час, когда вставать, — забурчал Елень, с верхом подхватывая ложкой из того, что должно было остаться для девушки, — а не погонять людей сейчас. Не поешь, так и работать не будешь.

За дверью спальни что-то вдруг с грохотом полетело на пол. Григорий и Вихура вскочили и подбежали к двери.

— Что там?

— Ничего, я иду, — услышали они голос Лидки, которая, умытая, одетая и причесанная, демонтировала ночные, оказавшиеся ненужными укрепления.