Четыре танкиста и собака

Все по очереди пожали ему руку. Последним попрощался со старшиной генерал. Черноусов спрыгнул на землю, остановился на бруствере окопа и приложил руку к каске, отдавая честь. И только когда зарокотал мотор танка, он опустил руку и, как всегда, пригладил усы.

Двинулись задним ходом, внимательно наблюдая через прицелы и перископы. Отходили медленно, готовые каждую минуту открыть огонь. И только когда высотка укрыла их от наблюдения со стороны противника, развернулись и пошли быстрее, уже по просеке. За ними ехал генеральский виллис с шофером и двумя автоматчиками, задевая серебристой антенной радиостанции за низкие ветки деревьев.

Вскоре свернули влево к полянке, где увидели танк, заправлявшийся горючим, и грузовик с боеприпасами. Командир стоявшего под заправкой танка, худощавый хорунжий Зенек, махал им рукой, показывая, где нужно остановиться.

Янек с неприязнью посмотрел на него. Он не забыл, что хорунжий когда-то не хотел взять его в бригаду, а кроме того, вокруг Лидки крутился, масло и печенье ей носил из дополнительного офицерского пайка, который в экипаже Семенова делился поровну между всеми. Да и придирчив слишком был в мелочах, требовал, чтобы ему честь отдавали, докладывали по всей форме, а это среди танкистов считалось уместным только в торжественных случаях, но не каждый день.

Машина остановилась, и Семенов первым спрыгнул на землю.

— Чего он хочет? — буркнул Кос, обращаясь к Григорию и показывая на хорунжего Зенека, который подошел в это время к Семенову, стал по стойке «смирно» и отдал честь поручнику.

Чего хотел хорунжий, они не узнали, потому что нужно было немедля приниматься за дело, а оба офицера разговаривали в полусотне шагов от них.

— Мне уже все известно, — говорил в это время хорунжий Семенову. — Тяжелое дело тебе предстоит. Удачи вам!

— Вообще война — штука нелегкая. У тебя тоже ведь трудное задание. Придется огонь на себя отвлекать.

— Какое может быть сравнение! Мы пошумим, постреляем и вернемся, а вам в тыл нужно прорываться, прямо в пасть «тиграм» и «пантерам»… Полчаса назад мой механик поймал в лесу курицу, насмерть перепуганную. Я отдал ее автоматчикам, чтобы ощипали и сварили. Скоро бульон будет готов. Слушай, Василий, у меня к тебе большая просьба: давай поменяемся. Я генералу скажу, попрошу, чтобы меня послал.

— Погоди, это почему же?

— Да так… Понимаешь, ты сюда пришел, чтобы учить нас, а война идет на нашей земле.

— Не хотел бы я быть таким инструктором по плаванию, который ходит по берегу и боится замочить ноги, а обучающихся толкает на самую глубину. Исключается. Больше не будем об этом говорить. — Последние слова Семенов произнес строго, твердо, но тут же улыбнулся, схватил хорунжего за плечи и добавил: — Спасибо тебе, Зенек.

Тем временем экипаж трудился. Елень, как самый сильный, носил один за другим ящики со снарядами для танка и патронами для окруженных гвардейцев. Григорий подавал их стоящему на броне крестьянину, а тот осторожно опускал в люк, где Янек принимал груз. Механики из роты технического обеспечения заливали горючее и масло в баки, техник ходил вокруг танка, осматривал звенья гусениц и бандажи опорных катков.

Генерал, заметив возвращающегося к машине Василия, крикнул:

— Теперь все на месте, поехали, нам уже пора, да и пан Черешняк уже замаялся.

Крестьянин неловко слез на землю, подошел, застегивая свой потертый пиджак, и, остановившись в двух шагах перед командиром бригады, повторил:

— Нам пора, пан генерал. — Однако с места не двинулся и кистью руки провел вверх и вниз по заросшей щетиной щеке.

— Мы уже едем. О чем вы еще там думаете? — спросил генерал.

— Да я думаю, найдут ли они эти три бука. Ведь нездешние же они.

— Как-нибудь найдут.

— Я бы мог сам показать.

— А спина не болит?

— Болит! Так ведь все равно, что тут стою, что туда поеду.

— Может, вы и правы, и было бы не худо…

— А вы бы, пан генерал, дали бы мне какую-нибудь бумагу, чтобы потом мне лесу получить. Халупу новую поставить. А то ведь нашу избу сожгли.

— Бумагу на лес дадим. И землю тоже получите.

— Русские, что у нас были, тоже так говорили. Только что ж чужую землю обещать! Разве ж графиня их послушается?

— Это не русские, это наше правительство так говорит. Батраки получат землю.

— Так это правда? В прошлую войну тоже обещали, а не дали.

— А теперь дадут. Это точно.

— Может, и правда… Если б мне эту бумагу, я бы до буков провел вас, а вот дальше…

Крестьянин задумался, опустил правую руку и теперь левой стал тереть другую щеку.

— Что дальше, пан Черешняк?

— Мне так кажется, что дальше они с пути собьются. Надо бы их проводить до можжевельника.

— Там уже немцы.

— Знаю, что немцы. Но ведь я бы в этой машине ехал. Только вы уж мне за это еще чего-нибудь…

Шарик, встретивший знакомых, успел тем временем чем-то поживиться и вдоволь налакаться воды из воронки, оставленной артиллерийским снарядом. Увидев, что его экипаж работает, он подбежал к генералу и, обрадованный тем, что ему можно не сидеть в танке, начал ласкаться. Генерал погладил его, потом, протянув одному из автоматчиков левую руку с трубкой, сказал: