Четыре танкиста и собака

Танк мчался на полной скорости, мотор ревел на высоких оборотах. Запел электромотор, вся башня молниеносно развернулась на сто восемьдесят градусов. Василий старался поймать в прицел немецкое противотанковое орудие, но гитлеровцы опередили его. Они уже успели повернуть ствол в сторону танка и укрылись за щитом. Василий увидел яркую вспышку и долю секунды беспомощно ожидал взрыва. Однако снаряд пролетел мимо, и Василий выстрелил почти наугад, потому что в этот момент танк въехал в кустарник.

Тут же они выскочили на гребень высотки и стали спускаться по пологому скату вниз. Башня снова совершила стремительный разворот, и Елень сам, без команды, зарядил пушку.

— О господи, как на карусели, на ярмарке. В голове все вертится, — вздыхал Черешняк.

— Отец, вон уже можжевельник. Вылезаете? — спросил проводника Елень.

— Да где уж тут, я теперь с вами.

Танк въехал на участок земли под паром, кое-где покрытый островками голубоватого можжевельника. Из-под гусениц вылетали высокие султаны песка, машину окутало клубами пыли.

— Впереди окопы! Янек, к пулемету! — Василий выстрелил, и близко разорвавшийся снаряд указал Косу цель.

Сверху обзор был лучше, чем с места пулеметчика, поэтому Янек не сразу увидел сквозь пыль извилистую линию окопов, а над брустверами — каски, сразу три рядом, и руки вражеских солдат, устанавливавших тяжелый пулемет.

Танк качался, подпрыгивал, поймать цель на мушку было нелегко, и Янек выпустил длинную очередь, чтобы если не попасть, то хотя бы прижать врагов к земле. Слева от них Янек заметил здоровенного немца с фаустпатроном. Расстояние до него быстро сокращалось. Кос повел стволом и тут же нажал на спуск. Он не знал, попал или нет в этого верзилу, потому что танк подпрыгнул на бруствере окопа и помчался дальше через поле.

— Где дома? — спросил Василий.

— Да домов нет, трубу должно быть видно, вон оттуда, где две сосны.

— Механик, влево. Еще левее, хватит.

Короткий свист, взрыв. Стена песка заслонила трубу и сосны. Тут же последовал второй взрыв.

— Тяжелые минометы, — проворчал Елень.

Внезапно словно огромная лапа уперлась в лоб танка, остановила его на мгновение и подбросила вверх. Оглушительный грохот больно ударил в уши, пыль и дым заполнили танк. Шарик было взвыл, но быстро замолчал.

— Ой, спина, пресвятая Мария! — вскрикнул Черешняк.

Танк не остановился, только сбавил ход, продолжая деловито молоть гусеницами.

— Насос сел! — охрипшим голосом крикнул Саакашвили. — Иду на ручном.

— Дотянешь?

— Дотяну.

— Густлик, ракеты.

Скрежетнул замок люка. Елень с минуту возился и наконец крикнул:

— Вот черт! Заклинило!

— Внимание, впереди наши. Сбавь ход, сворачивай вправо, еще правее. Тормози! — скомандовал Василий Григорию.

Но было уже поздно. Василий увидел, как из окопа перед ними поднялся широкоплечий солдат в изодранной форме, со светлыми волосами, выбившимися из-под каски на лоб, и, широко открыв рот, что-то закричал, и швырнул под танк связку гранат.

Взрыв ударил в броню, танк подбросило. Черешняк упал на ящики с боеприпасами, на старика навалился Густлик. Мотор заглох, танк остановился. Запахло дымом. Саакашвили больно ударился головой о броню, разбил правое колено. Злость взяла его: ведь он видел через смотровую щель, кто их атакует. Он не выдержал, открыл передний люк и закричал во все горло:

— Дурак, тебе повылазило, что ли? Своих бьешь, машину гробишь!.. — И он добавил еще несколько слов, которые лучше не повторять.

Василий соединил контакты. Электрический ток побежал по проводам к корме танка. Искра подожгла дымовую шашку, укрепленную на броне. Густые клубы рвались в стороны и вверх, окутав танк желтым смердящим облаком.

— Механик, заводи мотор и держи на оборотах. Густлик, давай еще раз попробуй открыть люк.

Елень пододвинул ящики, встал на них и, упершись спиной в металлический круг, стал разгибаться, все ниже опуская голову и тяжело дыша при этом. Наконец люк подался. Крышка с треском отскочила вверх.

— Механик и Черешняк — на месте. Остальным покинуть машину.

Трое танкистов по броне соскользнули на землю. Разорванная гусеница лежала, как длинный уж. К счастью, танк шел на малой скорости и не успел съехать с гусеницы. Совсем рядом в густом дыму показались фигуры красноармейцев с автоматами, направленными в грудь танкистам.

— Кто такие? — грозно спросил тот самый, что бросил гранаты. Он стоял ближе всех, держа в руке немецкую снайперскую винтовку.

— К капитану Баранову с пакетом.

Из дыма появился низкого роста мужчина, с перевязанной головой, с офицерскими погонами на выгоревшей, перепачканной землей гимнастерке. Лицо его было черным от пыли, покрасневшие глаза слезились не то от едкого дыма, не то от недосыпания.

— Я Баранов.

— Поручник Семенов из польской танковой бригады. Вот приказ командира. Но если мы так будем стоять и не наденем гусеницу, пока немцы не спохватились, они нас всех перебьют.