Четыре танкиста и собака

Противник подтянул свежие дивизии из Голландии, Бельгии, Италии и бросил все силы, чтобы вернуть позиции на левом берегу реки. Но это ему не удалось, войска устояли в жестоком бою.

За спиной была река со взорванными мостами, выщербленные взрывами дороги, железнодорожные пути, на которых огромный стальной плуг войны вспорол полотно, изогнул рельсы. Все требовало восстановления и ремонта. Тысячи эшелонов со снарядами, горючим для автомашин, танков и самолетов должны были пройти по дорогам к самой линия фронта.

Рядом, в столице Польши, в самом сердце страны, пылал пожар восстания, притягивая взоры, сердца и мысли народа. Как только фронт набрал силу, началось наступление. Первый удар был нанесен по 4-му танковому корпусу СС, который оборонялся между Западным Бугом и Наревом южнее Праги, правобережной части Варшавы.

Вместе с советской 47-й армией, наступающей с юга, пошла в наступление польская 1-я пехотная дивизия имени Тадеуша Костюшко. Ее солдаты освободили Анин и рвались вперед через пригороды, сосновые леса на песке, штурмуя глубоко вкопанные в землю доты и блиндажи. Так дошли до Грохува и Утраты. В этих боях были разбиты 73-я дивизия и 1131-я бригада гитлеровцев. Безуспешно пыталась контратаковать наши войска их 19-я танковая дивизия.

Как только обозначился успех наступления на пражском направлении, было принято решение перебросить сюда всю польскую армию. Советские гвардейцы начали сменять польские дивизии на Пилице. Полки один за другим возвращались на восточный берег Вислы к шоссе и начинали форсированный марш на север. В числе вернувшихся за Вислу была и знакомая нам танковая бригада. Танки шли по местам, где в первых числах августа началось форсирование реки.

Проскочив через мост, танки на большой скорости ночью вышли к Стара-Милосной. С возвышенности на горизонте были видны зарево и тяжелые клубы черного дыма. На рассвете танкисты, всю ночь не смыкавшие глаз, начали готовить танки к бою, как тогда, под Студзянками.

«Рыжий» к тому времени изменил цвет и остался рыжим только по названию. Броню еще на плацдарме покрыли свежей краской, подправили орла на башне. Глупый Шарик размазал ему правое крыло — толкнул мордой Янека, когда тот красил.

Экипаж Василия весь день возился у танка, проверял механизмы, заменял треснувшие звенья в гусеницах. Только вечером смертельно уставшие танкисты прилегли у машины, укрытой между деревьями Баварских лесов.

Семенов показал на запад, где небо над деревьями было окутано клубами дыма, и сказал:

— Это самая грозная из всех туч, какие мне доводилось видеть.

Рядом сидел Шарик, хмурый и беспокойный, видимо, его дразнил запах дыма и пожарищ.

— Как думаете, возьмем Варшаву? — спросил Кос.

— Глупый вопрос, — заметил Григорий. — Раз сюда пришли, конечно, возьмем…

Он успел привыкнуть к мысли, что там, где они появляются, победа остается за ними. И не было времени подумать, что так могло быть не всегда.

— Я не совсем уверен, — покачал головой Семенов. — Еще ни один большой город, расположенный за рекой, не удавалось брать с ходу. Всегда его сначала окружали. Вот если повстанцам удастся удержать плацдарм…

— Плацдарм или мост… — высказался Елень.

— С мостами ничего не получится, — продолжал Семенов. — Наверное, они уже давно заминированы. Вот если бы удалось прорваться танкам с пехотой и застичь их врасплох…

— Я «Рыжего» попрошу, поднажму на газ, он и проскочит, — сказал Саакашвили и с улыбкой посмотрел на танк.

С минуту продолжалось молчание: видимо, каждый думал о своем.

— Почему немецкие танки так воинственно называются: «пантеры», «тигры»? А наши совсем просто: Т—34, Т—70? — спросил Янек.

— Ясное дело, — начал было Григорий, но тут же умолк, затем растерянным тоном проговорил: — И в самом деле, почему?

Все посмотрели на поручника, а он — на ребят.

— Мне кажется, что у всех фашистов война в крови. Гитлер хочет прикрыть ярким названием смертоносные орудия. Воспитывает у солдат желание убивать.

— Мы ведь тоже дали название нашему танку, — насупил брови Кос.

Семенов посмотрел на Шарика, ласково потрепал его и сказал:

— Это же хорошо. Полюбили мы наш танк, поэтому и имя ему дали. И несет он людям освобождение. Кончится война, наступит мир, будет согласие между людьми… Никто из нас не собирается всю жизнь воевать. Я опять займусь метеорологией, Григорий — тракторами, Густлик — кузнечным делом, а вот Янек…

— Кем бы мне быть? — растерялся юноша.

— Ты был охотником, тигров выслеживал, теперь «тигры» поджигаешь, но ведь еще молодой… Будешь учиться.

— Буду, только сперва отца надо разыскать.

Разговор прервался, минуту-две длилось молчание. Григорий толкнул Янека в бок.

— Гляди-ка… К тебе, наверно?

По тропинке шла Лидка. Кивнув ребятам, уселась рядом, одернув подол юбки на коленях.

— В штабе говорят, бой жаркий идет, за каждый дом бьются…

— Бой в городе всегда трудный, — заметил Семенов.

— Наши, говорят, уже в Грохуве. Завтра с утра пойдете в наступление вместе с пехотой. Поосторожнее…

— Обязательно будем осторожно… — засмеялся Григорий. — Одна мама говорила летчику: «Летай, сынок, низко и не быстро».