У одного из больших срубов стояли танк «Пантера», пара «Ганомагов» и десяток грузовиков. Надо полагать, что после того, как РККА заняла Винницу, ставка была брошена, а теперь немцы вернулись, проскользнув через линию фронта, чтобы окончательно замести следы [24]
.Русские танки 6-й армии миновали неприметный поселочек, мастерски спрятанный под соснами – ни с воздуха не разглядишь, ни с земли.
– Бронебойный!
– Есть бронебойный! Готово!
– По «Пантере» – огонь!
Пушка содрогнулась, разрывая ночную тишину. Снаряд вошел в немецкий танк, как вилка в котлету.
Тут же добавил Капотов, попав в один из грузовиков. И начался огненный ад – «Опель Блиц» разорвало на куски, а ослепительные вспышки последовали одна за другой, рассылая осколки во все стороны, подрезая деревца, шпигуя толпу немцев, высвеченную пламенем.
– Прекратить огонь! Там взрывчатка и бомбы! Ванька!
– Понял!
Радист затараторил. Геша хотел было и Кочеткову дать ЦУ, но тот и сам сориентировался – несколько бронетранспортеров подъехали, лихо развернувшись и открывая огонь из пулеметов.
Мотострелки попрыгали, разбегаясь, приседая, стреляя из автоматов.
– Тащ командир! Лехман сообщает: на аэродроме находился самолет… этот… как его… А! «Кондор»! Грузился, моторы завел уже. Леня ему фугасным всю морду расфигачил, то есть кабину, и хвост. Там документы какие-то в ящиках…
– Скажи, пусть занимается на месте! Пакует немцев и бумаги!
– Есть!
Репнин снова прижал лицо к нарамнику. Огонь слепил, но можно было разобрать, что у бравых ребят Кочеткова все под контролем.
Немцев застали врасплох – вдруг ниоткуда, из темноты, налетели, наехали, насели…
– Чего тут сидеть? – буркнул Геша, всуе оправдывая риск, и полез наружу. Впрочем, «ППС» он прихватить не забыл. – Сидите пока здесь.
Хмыкая на недовольное бурчание, Репнин покинул танк. Снаружи мрак не стоял, было довольно светло – пожар и светил, и даже грел. Снег был аккуратно расчищен, но судя по всему, еще в декабре – позднее на орднунг времени уже не было, приходилось драпать. Проглядывали газоны с бурой травой, цветочные клумбы.
Подбежал Кочетков в камуфляже и в каске, отдал честь и затараторил:
– Саперы, тащ подполковник! Почти тридцать тонн взрывчатки, и еще столько же авиабомб… было. Сейчас тонн двадцать пять осталось. Минировать хотели!
– Не стали или не успели?
– Не успели, тащ командир! Разгружать только начали, а тут мы! Многих мы постреляли, остальных повязали. Есть разговорчивые…
– Вот что… Командира тутошнего вы не хлопнули?
– Хлопнули нечаянно, тащ подполковник, да тут не он командовал, а один тип. Он служил при ставке и все тут знает!
– Давай его сюда.
– Есть!
Вскоре два матерых сержанта приволокли перепуганного фрица в пальто, замотанного шарфом, но без шапки. У фрица, по всей видимости, никак не мог устояться баланс между страхом и злобой. Он ненавидел русских, ненавидел свою пропащую судьбу, но и боялся до жути – этих недочеловеков с автоматами, берлинское начальство…
Сказать, что Репнин знал немецкий язык, было бы неправдой. Но на уровне военного разговорника – более или менее.
– Имя, – спросил он, – фамилия, звание?
Голос его был насколько холоден, настолько и равнодушен. Дескать, не дашь ответа – черт с тобой, пытать не будем. Застрелим и спросим следующего в очереди желающих жить.
– Зигфрид… – выдавил немец. – Зигфрид Вайс.
– Жить хочешь, Зигфрид Вайс?
– Йа… Йа! Йа!
– Проводи нас в бункер. Будем посмотреть. Амосов! Пошли, прогуляемся.
– Куда? – подбежал особист.
– К Гитлеру в гости.
Компанию Репнину составили Полянский и два пехотинца – громадные близняшки Семеновы.
Подойдя к надстройке бункера, Вайс оглянулся на Гешу.
– Шнелле! – буркнул тот.
И Зигфрид поспешно набрал код на тяжелой двери, она и отворилась. За нею крылось не мрачное подземелье, а ярко освещенный спуск – узковатый трап, двоим на котором не разойтись.
Впереди шагал Вайс, шагал боязливо, постоянно оглядываясь.
Фонарики не понадобились – один из генераторов был запущен, и свет повсюду горел.
Ничего в бункере не напоминало о бомбоубежище или доте – не было тут ни угрюмых бетонных стен со следами опалубки, ни проводов под высоким, метра три, потолком – белые стены, кафель, дубовые панели, паркет, ковровые дорожки, лампы дневного света. Был даже бассейн, хотя воду в нем и спустили.
В плане бункер напоминал букву «Г», и там, где сейчас проходил Геша, был седьмой этаж. Спустившись на шестой, Репнин оказался перед закрытой дверью – она просто притягивала к себе, уводя от прохода в сторону. Вернее, дверей было две, внешняя, деревянная и открытая, и внутренняя, стальная и запертая.
– Семенов, – сказал Геша, – сбегай к Кочеткову, скажешь, чтоб саперов направил сюда – эту дверь надо вскрыть.
– Есть!
Один из двойняшек убежал, грюкая сапогами, а Репнин спустился на пятый этаж, где когда-то располагались шифровальщики и особая охрана. Здесь, в длинных комнатах, рядами стояли пульты, путались провода и вороха бумажных лент, валялись стулья, висели наушники. В помещениях для охранников воняло оружейной смазкой и звучало гулкое эхо.