– ПББС.
– А как же!
– Снимаете минометчиков, только поаккуратнее – пусть двое или трое спустятся вниз и переоденутся в эсэсовские шмотки. А затем пускай навестят пушкарей – вырежут тех по-тихому и займут их места.
– Понял.
– Давай…
Климов быстро разослал людей и вернулся к Репнину.
– Еще двоих пошли, пусть прогуляются по всей стене вокруг. А то я, когда сюда взбирался, слышал разговор.
– Понял.
– Сколько тут немцев, я не знаю, но большая часть наверняка в главной башне. Вон она, видишь? Ну и в этой… пристройке. Наведаемся туда по внутренней стене. Видишь? С нее вход в донжон.
– Донжон? А-а… Главная башня?
– Она самая. Ждем-с…
Вскоре из входного проема в «Пулеметную» башню высунулся Панин и сделал жест: готовы.
– Артем, твой выход.
Снайпер Гарафутдинов, очень спокойный парень-волгарь, переместился к углу башни. Сгибаясь, устроился, присев на одно колено, и выглянул во двор, плавно наводя винтовку с бульбой глушителя.
Звук выстрела был тише, чем хлопок пробки от бутылки с шампанским. Один из минометчиков сильно вздрогнул и осел, рухнул на колени, распластался. Его «камарад» оглянулся, целое мгновение не соображая, что случилось, а на вторую секунду ему не хватило жизни – пуля провертела дыру в голове, покрытую пилоткой. Третьему минометчику прилетело в спину, под лопатку – тот как стоял, так и упал, лицом в каменные плиты двора.
Тут вернулись двое из «обхода» – один из них показал на пальцах: двое. Приблизившись, старшина Родин тихо передал:
– На дороге все чисто, Мишка при орудиях.
– Отлично, – кивнул Геша. – Старшина, остаешься здесь. Не бойся, – усмехнулся он, заметив огорчение Родина, – ненадолго. Когда я дам отмашку, выстрелишь из гранатомета во-он по тем снарядикам и минкам.
– Есть, товарищ полковник!
– Бди.
Нагрузившись пулеметами и автоматами, «штурмовая» группа отправилась к башне, от которой отходила внутренняя стена. Двигались перебежками, не светясь.
Выход со стены в донжон был длинным, сырым и темным – сводчатые арки давили массой камня. Низковатая дверь открывалась на винтовую лестницу.
Климов скомандовал троим проверить пару верхних этажей главной башни, а остальные спустились вниз, к выходу на второй этаж дворца – «пристройки».
Здесь Репнин и встретился с вампиром.
Услыхав девичий визг, он инстинктивно толкнул нужную дверь, в последний миг сообразив, что надо не врываться, а тихо и незаметно проскользнуть.
Геша попал в большую комнату, освещенную парой узких, стрельчатых окон. В комнате имелось огромное ложе с балдахином, поднятым на витых колонках, а на развороченной постели извивалась полуголая девица со связанными руками и ногами. На нее наваливался жирный немец в одних подштанниках и довольно хрюкал, лапая девушку, а потом вдруг рывком поднял ее за плечи, раззявил пасть, зарычал и впился зубами в нежную шею.
Репнин подскочил и обрушил рукоятку пистолета на мясистый загривок. Немец вздрогнул и обмяк.
Откатив тушу, Геша помог выбраться из-под нее девушке. Та смотрела с ужасом, а по шее у нее текла кровь.
– Все хорошо, – проворковал Репнин.
Слов девушка не поняла, но, видимо, интонация успокоила ее. Геша, вооружившись ножом, быстро разрезал веревки на руках и ногах жертвы кровососа, после чего указал на тушу:
– Ауфрихт?
Молодая особа часто закивала, руками прикрывая голую грудь.
– Глядите, товарищ полковник, – брезгливо сказал Климов, вздергивая за волосы голову оберштурмбанфюрера.
Нижняя челюсть, слюнявая и расслабленная, отвалилась, и Репнин увидел здорово выступавшие клыки. Далеко не такие, которыми в голливудских страшилках «вооружают» Дракулу и прочих кровососов, но все же явно превосходившие размер обычных человеческих зубов.
Может, именно этот атавизм и сподвигнул Ауфрихта возомнить себя вампиром?
Геша приказал вывести девушку, собираясь пристрелить оберштурмбанфюрера, но та вырвалась и что-то залопотала, указывая на Ауфрихта.
– Димитраш! Чего она хочет?
Молдаванин крякнул.
– Она говорит, что если в вампира выстрелить, он не умрет и продолжит похищать людей, чтобы их кровь пить.
– Понятно. Свяжите пока этого «вампира», потом с ним разберемся. Вперед! Теперь и пошуметь можно!
Коридор второго этажа выводил на балкон, нависавший над нижним залом. Витражи в окнах, заделанных свинцовыми рамами, бросали в зал разноцветные отсветы, горел огромный камин, и человек двадцать в эсэсовской форме бродили по залу.
– Гранаты!
Четыре «лимонки» полетели вниз, ударились об пол, подскочили, крутясь, и рванули. Переждав секущий разлет осколков, Репнин перегнулся через балюстраду и дал пару очередей из «шмайссера». Убитых и раненых хватало, но с десяток немцев рвануло во двор. Геша дунул в том же направлении и, выскочив на внутреннюю стену, махнул рукой старшине.
Бабахнул гранатомет, словно приветствуя выбегавших фрицев, а в следующую секунду рванула граната. Тут же сдетонировала пара снарядов, бабахнули мины.
Осколки полетели покрупнее, они оставляли борозды на каменных стенах, а человеческие тела рвали с остервенением.