Четыре танкиста. От Днепра до Атлантики

Он не побежал, а именно пошел, помахивая автоматом. Такое «явление народу» стало неожиданностью, дав выиграть пару секунд, а когда эсэсовцы потянулись к «шмайссерам», лежавшим на столе, Геша крикнул:

– Фаллен! [35]

Он боялся, что девушка не поймет или не послушается, но фройляйн резко присела и повалилась на пол, так что очередь из ППС скосила троих офицеров СС. Лишь один из них успел схватить «шмайссер», но это ему не помогло – выстрел Климова прикончил эсэсовца.

Штатские моментально вскинули руки. Гитлер капут!

Репнин присмотрелся к одному из штатских.

– Ба! Бригаденфюрер!

Лицо Вальтера Шелленберга перекосилось. Но не от страха, от ненависти.

– Димитраш, а по-немецки ты как?

– Да нормально, товарищ полковник.

– Тогда будешь переводчиком, полиглот ты наш. Климов, этого связать – важная птица!

– А кто это?

– Шеф абвера.

– Ни хрена себе…

Связанных Шелленберга и его спутника усадили к столу.

– Эльза! – воскликнул Густав, бросаясь к любимой. – Милая Эльза! Ты не ранена? Вставай, вставай, моя маленькая Эльза!

Улыбнувшись чужому счастью, Репнин поглядел на Шелленберга. Тот начал что-то говорить уверенным тоном, наверное, требовать уважения к своему чину, но Геша оборвал его речи.

– Надо полагать, решили свалить из Рейха, бригаденфюрер? И не с пустыми руками? Насчет свалить – это правильно, все равно конец. А вот брать чужое – это нехорошо.

Шелленберг стал что-то с жаром объяснять, зыркая глазами по сторонам.

– Говорит, что хотел сдаться советским войскам, – ухмыльнулся Димитраш, – но как раз не с пустыми руками.

– Скажи, что его желание будет исполнено. Федотов!

– Туточки я!

– Дуй к нашим, пускай сюда идут. А Ваньке передай, чтобы связался со штармом – надо сдать важного пленного.

Оглянувшись на воркующую парочку, Геша махнул рукой.

– Пошли, ребята. Мы чужие на этом празднике жизни!

Похохатывая, разведчики зашагали прочь, волоча растерянных штатских.

Шварценштайн они покидали через главные ворота. Димитраш догнал Репнина уже у самого танка.

– Тот, второй, раскололся! – выложил «полиглот». – Говорит, они ждали самолет из Берлина, чтобы ночью перелететь в Швейцарию. Тут аэродром рядом!

– Тогда сориентируй Ваньку! Пусть наши шлют самолет сюда. Встретим!

* * *

В тот же день на луг, что за дубравой, сел «Пе-8». Ко времени посадки два «Б-4» уже перевезли ценный груз из заброшенной шахты – тщательно упакованные картины в рамах – из музеев Ватикана, Рима, Флоренции. Геринг был известным «покровителем искусств». Слава богу, еще один «искусствовед» не успел «прихватизировать» полотна.

Расставание с Эльзой фон Люттельнау было очень трогательным – на диво хорошенькая немочка со слезами благодарила Репнина.

– А как же я? – пролепетал Густав Фезе. – Я же… это… враг!

Геша усмехнулся и сказал:

– Иди-ка ты, враг, отсюда и не греши.

Из воспоминаний капитана Н. Борисова:

«Трофейный вопрос? Само собой, имел кое-что. Самый первый трофей – «вальтер», который мне ребята подарили, но я его в 44-м дома оставил. Отличный пистолет, очень удобно в руке лежал, отдача почти не чувствовалась.

Часы имел, но это штамповка – не то. Но в конце войны случился памятный эпизод. Когда в Чехословакии уже все было кончено и немцы стали массово сдаваться в плен, то к нам немецкий офицер привел свою роту. Уже без оружия пришли. Он команды подавал, а они всё четко исполняли. А я уже ротным был и стоял рядом с группой офицеров. Он подошел и на немецком доложил мне, что привел своих солдат. Я вызвал одного офицера, чтобы он доложил в штаб батальона. Немец встал на свое место на правый фланг строя, и мы ждем, пока от комбата кто-то придет.

Вдруг этот немец выходит из строя и подходит к нам. Берет под козырек, что-то говорит и лезет в карман. Достает часы, окинул взглядом нашу группу и почему-то вручает их мне. Я взял, он развернулся и снова встал в строй. Я посмотрел, часы совершенно новые. Швейцарские. И служили они у меня лет двадцать. Вот такой эпизодик.