Четыре трети нашей жизни

У входа во двор фермы стояла небольшая чудесная часовня Покрова Богородицы, фрески в алтаре были работы прекрасного художника Г.И. Круга[12]. Эта часовня сразу придавала "русской ферме" особый дух. Русские, проживавшие в Покровке, были разными; были среди них и те, кого тогда называли гадким словом "коллаборанты", служившие у немцев; бывало, конечно, что с голодухи — податься-то ведь было некуда; но была там одна толстомордая сытая пара: они получали громадные продуктовые посылки из Швеции и, не стесняясь, при всех уплетали бутерброды с маслом, колбасой и шпротами, а мы с Никитой ели тушеную свеклу или картошку, и оба были голодные...

Сам Калинин был чудесный, небольшого роста, с вихрастыми седыми волосами; он не ходил, а вроде прыгал; писал недурные стихи, крепко верил и, пожалуй, как и отец Круг, был мистик. Он, бывало, до поздней ночи, мыл на кухне всю посуду за день — это был его хозяйственный вклад в ведении "пансиона"; кухней ведала его жена, а огородом — Борис, его пасынок, простой, милый парень. Две его дочки, Геновефа и Елена, были — одна старше, другая моложе Никиты. Я по ночам не спала, частенько заходила на кухню, ночью обычно не было тока, и при лампе "Пижон" мы с Калининым часами беседовали, читали друг другу стихи, он — свои, а я — свои, и стали отличными друзьями.

Когда над Покровкой летели бесконечные американские истребители или тяжелые "летающие крепости", и казалось подчас, что от воздушных волн и воя вся ферма рухнет, Калинин открывал часовню, выносил аналой, клал на него требник и читал вслух пове черие. У меня был с собой небольшой медальон с частицей мощей Серафима Саровского — подарок императрицы Александры Федоровны, который она сумела передать через верных людей Александр;. Васильевичу Кривошеину в благодарность за моральную и материальную помощь, которую тот оказал царской семье, бывшей в пленении еще в Тобольске.

Покровка была расположена километрах в двух от главного шоссе от Парижа на Шербург, один из главных французских портов, занятых немецкими силами; также это был путь к знаменитом) Атлантическому валу — громадному бетонному заграждению вдоль побережья Атлантического океана.

Игорь Александрович приезжал к нам в Покровку раза два. поезда еще ходили; но вот в конце мая англичане на небольших истребителях, ловко и точно пикировав, перебили железнодорожный путь и подожгли большой состав с боеприпасами; он в течение двух суток взрывался — это было близко и потому тревожно. 1-го июня Игорь Александрович приехал на велосипеде — поезда из Парижа больше не ходили. Решили, что в следующее воскресенье он приведет с собой дамский велосипед, приедет рано с утра, и мы уедем: Никиту на раму, а я тоже поеду на велосипеде... Конечно, 50 километров ехать было нелегко, но понемногу и благословясь... Так и решили.

Высадка. Арест Игоря Александровича

Рано утром шестого июня, после бессонной ночи, я потихоньку встала и, надев халат, пробралась в столовую, где стоял радиоприемник, поставила его на волну Би-Би-Си и услыхала ставший с тех пор знаменитым призыв: "Le premier accroc coыte deux cents francs, le premier accroc coыte deux cents francs!" — и так без конца, без конца "et je rйpиte: le premier accroc coыte deux cents francs!" Через минуту -две перешла на Париж — там сообщалось, что в пять утра началась высадка — "le dйbarquement", вот оно... Де Голль был прав, война возвращалась на французскую землю!

Лихорадка этих дней неописуема: налеты на Францию тяжелых американских бомбовозов усиливались; бывали дни, когда этих "летающих крепостей" (64 метра от крыла до крыла!) пролетало над покровкой до 1200-1400 штук зараз; летели эскадрильями по 13 самолетов; грохот был такой, что говорить было немыслимо, и даже страшно не было, чего уж тут бояться: такой самолет, упав, целиком покрыл бы собой la ferme russel Все эти месяцы, вплоть до освобождения Парижа, бьши как бы единым действием написанного единым духом драматического произведения. Теперь на годы решалась судьба Европы, теперь начинался конец владычества Гитлера.

Игорь Александрович за мной с велосипедами, как было условлено, не приехал и ничего не дал знать; я спрашивала кое-кого, кто в эти дни вернулся в Покровку, про него, не слыхали ли чего. Только 18-го июня во двор фермы на велосипеде вкатила кузина Игоря Александровича, и я сразу поняла, что он арестован Гестапо.

Я сказала об этом только П.М. Калинину — по ночам советовалась, что делать? Он говорил мне: "Оставайтесь в Покровке, ведь никто не знает, что вы здесь". Тот же совет передавал и Кирилл через кузину — сидеть, пока фронт не уйдет на Восток.