Четыре туберозы

«Мы живём былыми снами,
И без них мы тени,
Обречённые веками
На бесплодность сожалений.
Кто здесь молиться посмеет?
Здесь холодом веет!
Только в смерти, смерти милой
Станем снова ближе к Богу[131]

.После смерти с ярой силой
Мы опять познаем много[132]
Скрытой правды в грубом теле.
Скажите! Молиться вы смели?

Все родились мы слепыми,

И слепыми мы живём.
Хоть и званые, — чужими
Мы войдём в Предвечный Дом.
Сердце моё леденеет!
Скажите, здесь ужасом веет?

Тот, кто Божьими дарами

Осенён щедрей других,
Пусть поспешными устами
Осенит мой слабый стих.
Вырвите ужас из сердца телесного.
Жду я ответа небесного!»

Князь умолк и весь застыл,

И дрожал он в ожиданье.
В нём угас мгновенный пыл,
Бегло вспыхнувшее знанье.

Столпились монахи вокруг,

И старца они убеждали:
«Предвечной Правды ты друг, —
Ответь ему словом скрижалей».
И выступил к Князю тогда
Старец согбенный.
Длинна и седа борода,
Лик его странен смиренный,
В очах его полуживых
Огонь, как зарница, играет.
Грозно взглянув на своих,
Он страннику слово вещает.

Речь Монаха к Князю

«Напрасно ты Бога гневишь,
От века мы знаем уставы.
И много столетий здесь царствует тишь,
Пред Богом мы правы!

Никто не входил к нам до этого дня,

Чтоб не быть нашей тайной утешен.
Он радостно жил, хоть являлся, стеня,
Святым умирал, а прежде был грешен.

Ты хочешь низвергнуть великий кумир,

Но людям без нас показалось бы хуже:
Даруем сердцам мы божественный мир,
А мир бестелесный нам, странник, не нужен.

Находит приют здесь от жгучих страстей

Кто их разлюбил или ими измучен.
Другого не нужно! Людей пожалей!
Над миром усталым наш колокол звучен».

И старец торжественно смолк,

Главу преклонив лицемерно:
Он был между овцами волк,
Но пастырь монахам примерный.

А князь на него посмотрел,

Прозреньем опять осенённый.
И понял Монах — защититься хотел, —
Нарушить хотел неземные законы.

Три раза свой нож опустил

Князь в грешное тело Монаха:
Себя же крестом осенил,
Спасаясь от вещего страха…

Отпрянули в ужасе все

И смотрят на грешное дело,
И вдруг, огневой полосе
Подобное, что-то взлетело.

Стогласно гудит монастырь:

В нём колокол гулко рыдает;
Его безобразный упырь
Крылами своими качает.

В том видя таинственный знак,

На князя бросается братья.
Не явно ли Богу он враг?
То глас неземного проклятья![133]

На князя оковы кладут,

В тюрьму запирают под сводом.
«Преступника завтра сожгут
Пред всем монастырским народом!»

ГЛАВА IV