Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных

Можно, конечно, не придавать значения абстрактной идее времени, но здесь есть один серьезный недостаток. Это очень ограничивает то, чего вы можете достичь. Такой образ жизни хорош для мелкого землевладельца, чей график работы задается временами года, но вряд ли годится для кого-то еще. Везде, где требуется координировать действия целой группы людей, необходим надежный, общепринятый метод измерения времени. Считается, что именно поэтому появились первые механические часы. Их изобретение приписывается средневековым монахам, которым нужно было начинать утренние молитвы затемно и чтобы весь монастырь для этого просыпался в нужное время. (Поначалу для решения этой проблемы выбирали монаха, которому поручали всю ночь бодрствовать и следить за движением звезд; но для этого требовалась, во-первых, ясная погода, а во-вторых, гарантия, что «дежурный» монах не заснет.) Стандартизация времени и придание ему наглядности неизбежно побуждают людей считать его чем-то абстрактным и существующим независимо от конкретных занятий, на которые оно отводится. Время – это то, что уходит по мере движения стрелок по циферблату. Изобретение парового двигателя традиционно считают заслугой промышленной революции. Но, как показывает Мамфорд в своем капитальном труде «Техника и цивилизация», опубликованном в 1934 году, этого, скорее всего, не произошло бы без часов. К концу XVIII века английские крестьяне начали стекаться в города, работать на фабриках и заводах, и на каждом предприятии требовалось координировать действия сотен людей, которые работали в фиксированные часы, часто шесть дней в неделю, чтобы поддерживать машины в рабочем состоянии.

От абстрактного мышления о времени логично перейти к отношению к нему как к ресурсу, то есть тому, что можно купить, продать и использовать с максимальной эффективностью, как уголь, железо или любое другое сырье. Прежде работникам платили за расплывчато определяемый «день работы», либо они получали сдельную зарплату – конкретную сумму за каждый тюк сена или убитую свинью. Но постепенно распространилась почасовая оплата, и владелец фабрики, который эффективно использовал часы своих рабочих, выжимая из каждого занятого на производстве столько труда, сколько было возможно, мог получить большую прибыль, чем тот, кто этого не делал. Некоторые особо придирчивые фабриканты и вовсе стали приравнивать недостаточно старательных работников к ворам. «Кругом людишки страшно меня обманывают», – негодовал известный английский промышленник Амброуз Кроули из графства Дарем; в 1790 году он объявил на своих предприятиях, что будет взимать штрафы за время, проведенное за «курением, песнопениями, чтением газет, спорами, ссорами, занятиями, не касающимися моего бизнеса [или] любым бездельничаньем»{21}. Кроули считал, что его нерадивые рабочие – настоящие воры, незаконно присваивающие содержимое контейнеров с конвейера времени.

Мамфорд порой как будто подразумевает, что в наших проблемах со временем виновато исключительно изобретение часов. Едва ли это так. (И я вовсе не призываю вернуться к образу жизни средневековых крестьян.) Но все зашло слишком далеко. Раньше время было просто средой, в которой протекала жизнь. Но потом, когда для большинства людей «время» и «жизнь» оказались разделены, время превратилось в вещь, которую используют, – и именно этой перемене мы обязаны всеми сложностями со временем, которые испытываем сегодня. Как только время для вас становится ресурсом, который можно использовать, вы начинаете ощущать внешнее принуждение или внутреннюю потребность использовать его как можно лучше. А если вам кажется, что оно потрачено зря, вы начинаете корить себя. При таком давлении невольно приходишь к выводу, что остается одно: использовать свое время лучше, стать более эффективным, заставлять себя работать еще усерднее или дольше, словно машина времен промышленной революции. Тогда как следовало задаться вопросом, разумны ли все эти требования. Возникает соблазн делать несколько дел одновременно, то есть использовать один отрезок времени на два занятия сразу. На это одним из первых обратил внимание немецкий философ Фридрих Ницше: «Думают с часами в руке, подобно тому, как обедают с глазами, вперенными в биржевой лист, – живут как кто-то, постоянно могущий "упустить нечто"»{22}. Почти инстинктивно мы в мыслях проецируем свою жизнь на будущее – а это заставляет нас терзаться вопросом, будет ли все так, как мы хотим. Вскоре наша самооценка начинает определяться исключительно тем, насколько правильно мы используем время: оно перестает быть водой, в которой мы живем, и превращается в вещь, которой необходимо владеть и которую нужно контролировать, чтобы избежать чувства вины, подавленности или паники. Как-то в руки мне попала книга, название которой замечательно подытоживает вышесказанное: «Мастер времени»{23}.